Я снова уговариваю Настю не лезть, не вмешиваться, ничего хорошего из этого не выйдет. Припоминаю русские пословицы. Муж и жена – одна сатана. Муж – мука, жена – вода. Сболтать тесто сболтаешь, а обратно не разболтаешь.
Настю не убеждаю ни я, ни народная мудрость.
– Но разве мать плохое желает своему сыну? – говорит она. – Полно тому примеров. Разводят же другие матери своих сыновей, подыскивают покладистых снох – и ничего. Скажешь, несладко жить с нелюбимой? Стерпится – слюбится. И живут себе, за милую душу, детки рождаются.
От любви-то одни несчастья. От безумной любви вены вскрывают, таблетками травятся, в омутах топятся, из окон и под поезда бросаются, спиваются, в тюрьмы попадают… От любви до ненависти один шаг. Вчера «люблю, не могу» – а сегодня «так не доставайся же ты никому!» То ли дело, когда всё по уму, на трезвую, холодную рассудительную голову. Страсти побурлят да улягутся. Стоит ли сразу бросаться и закреплять их штампом в паспорте?
Снова я отвлеклась, – вздыхает Настя. – Да тема такая: разветвлённая, ручьистая. Заговоришь об одном – в другую сторону уведёт. Ты вон одно говоришь, люди – другое. Кого слушать?
– Слушай своё сердце, – говорю я, мудрая женщина и дважды благополучная свекровь. – Одно не забывай: когда сын к тебе приезжает, встречай его на пороге объятиями и широкой улыбкой, а не надутым недовольным лицом. Пусть знает, что есть дом, где его всегда любят и ждут.
– И всё? – спрашивает недоверчиво Настя.
– И всё».
РАСТЯПОЧКА МОЯ
«Вика всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем!
С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у неё-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.
Вика всегда мечтала о дочери: вот она, готовая дочка. Они с ней станут как подружки-ровесницы. Будут секретничать, бегать по магазинам, обсуждать покупки, встречаться по праздникам. Вместе станут заботиться о сыне.
Но будто что-то неодолимое, вязкое с самого начала упорно и тихо принялось засасывать в топь непонимания. И засосало по самую макушку.
Вика понимает: мало уделяла Олежке внимания. Рос как сорнячок, сам по себе. Пока был совсем маленький – да, не отходила ни на шаг. Целовала-тискала сто раз в день, давила вручную через марлечку соки (соковыжималок ещё не было), кормила витаминчиками. Записывала на магнитофон сказки и детские песенки, пела колыбельные. Перечитала с ним центнеры детских книг, истоптала с коляской сотни прогулочных километров.
Он плохо привыкал к садику, так, выйдя из декрета, Вика даже на работу его таскала. «А, – говорили, – мамин хвостик».
Поставила на ноги – теперь расти сам. Вику и родители так, в самостоятельности воспитали – ничего, выросла. Постепенно её затянула любимая работа, да и с мужем отношения были далеко не безоблачные. Никогда не садилась рядом с Олежкой, редко обнимала, не расспрашивала о делах, об увлечениях, о друзьях. Взрослый уже, тем более парень, какие там телячьи нежности. Так, изредка проверяла в дневнике отметки.
Сейчас, когда показывают по телевизору подростковую тупую, жестокую стадную преступность – у Вики мороз по коже. А ведь их домашний, хороший, начитанный мальчик по краю пропасти ходил. Нормальные, интеллигентные родители с экрана потерянно бормочут: «Наш сын на такое не способен». Бог спас сына от дурной компании или какой-то внутренний стерженёк?
Итак, не были приняты в семье разговоры по душам. Хотя Олежка был к ним очень даже расположен: добр, открыт, доверчив сверх меры. До сих пор, если встретит участие и интерес к себе, приходит в восторг красноречия, делится сокровенным, буквально выворачивается наизнанку.
Это у него наследственное. Вика с мужем, прости господи, такие же простодырые: душа нараспашку, всю жизнь страдали от этого. Особенно муж: распушит перья и ну упиваться, красоваться – гвоздь компании, пуп земли.
Вот и Олежек. Думает, глупышка, что все вокруг прямо-таки искренне и бурно рады его успехам. А потом с удивлением и болью, вздрагивая как от уколов иглы, узнаёт, что нередко сказанное им в пылу простодушия было запомнено, за глаза ехидно высмеяно и использовано против него. Ибо сказано: «Мы хозяева того, о чём молчим. И рабы того, о чём сказали».
Ну, так вот, стало быть. Не было у них в семье принято изливать душу… А потребность эта у Викиного мальчика была. Такая, что оказавшись в маршрутном автобусе с их общей знакомой, он за десять минут поездки выложил ей всё-всё. О чём не приходило в голову спросить вечно рассеянной, витающей в облаках мамаше: то есть Вике.
О чём она думала? Типа, сам разберётся. Или: раз молчит, значит, и говорить не о чём. Чего наивно ждала? Что он подойдёт и задушевно предложит: «А посоветуй-ка мне, мама»?
Так вот, любопытная знакомая, в отличие от Вики, набросилась и жадно закидала Олега десятком вопросов. В частности, есть ли у него девушка? И он ей, практически чужой женщине, с готовностью раскрылся, распахнулся весь. Что да, есть девушка. Что сначала у него к ней была ярко выраженная антипатия, а потом – так получилось – они сблизились.
А ведь известно: первые пять минут общения дают о человеке 80 процентов информации. И эти 80 процентов при встрече с девушкой отчаянно сигнализировали Олежке: «Это не твоё! Держись подальше». Он и держался, но девушка была целеустремлённой, как танк. Танк звали Светик.
«Признайся, – сказала Вика сыну: – Не ты выбрал её – она выбрала тебя. Не она пошла за тобой, а ты – за ней. Она была ведущая, ты – ведомый». Олежка не отрицал.
Игра в мажорика сыграла с Олежкой злую шутку. Он необыкновенно начитан, не ординарен, по-взрослому рассудителен, разносторонне развит. Умница, у него огромный потенциал. Но вот есть, повторяю, у него папина (и Викина, увы) не умная черта покрасоваться.
Приезжал в университет пусть на подержанной – но иномарке. Салон надушен дорогим дезодорантом, кресла устланы шкурами. В аудитории посреди лекций пускал под столами серебряную фляжку с коньяком – круто же! От глоточка не отказывались ни парни, ни фыркающие девчата.
В студенческой столовке небрежно на виду у всех открывал набитый папиными купюрами пухлый бумажник. С удовольствием, чувствуя себя крутым парнем, давал взаймы налево и направо, часто безвозвратно. Ну и, вообще всячески не скрывал, что в кармане у него не скачет вошь на аркане.
Так что её Олежка в любом случае был обречён на встречу если не со Светиком, то с таким же типажом. Такой же находящейся в активном поиске девушке.
Скромным студенткам, грызущим гранит науки и надеющимся только на себя, было не до любвей. Они не ставили цели прыгнуть сразу в дамки, они найдут себе пару позже. Будут вместе тянуть лямку, искать подработку, снимать комнатёшки, считать копейки до зарплаты, перебиваться с чаю на хлеб. Это будет жёсткая проверка на прочность отношений.
