«Второй час уже здесь маринуюсь, – думал Кузя. – А звонка от заказчиков все нет и нет. Пригнал сюда эту бандуру – и все. А куда ехать, когда ехать – непонятно. Бардак, мать его! Везде бардак!.. Эх, жись!..»
Кузе было скучно и маетно, как и всякому человеку, вынужденному чего-то от кого-то ждать неизвестно сколько времени. Грела его только мысль о том, что оплата-то почасовая. Он стоит, а денежки капают. Пока где-то там неведомые заказчики воздух пинают…
– Ладно… – в очередной раз шумно зевнув, вслух проговорил Кузя. – Чего беспокоиться? Наше дело служивое. Дадут отмашку – поедем. А не дадут: лапы на баранку, башку на лапы и кемарим…
Впрочем, когда время ожидания перевалило на третий час, Кузя все-таки забеспокоился и решил отзвониться на базу: не объявлялись ли заказчики? Может, номер его потеряли или с начальством какая несостыковка вышла?
Ответ диспетчера его сильно удивил:
– Какие еще заказчики? – прорычал тот в трубку. – Разыгрываешь меня, что ли? Клоуна во мне увидел?
– Как это – какие? – рассердился в свою очередь Кузя. – Те самые! Которым меня контора наша отрядила. Бензовоз чей – вот какие заказчики! Я на место назначенное приехал, стою, жду, и ни ответа, ни привета…
– Ты пьяный, да? – отлаял его диспетчер.
– Я? Я ж на работе!
– Какая работа, придурок, ты выходные отгуливаешь!
– Да ты, никак, сам там поддаешь! – возмутился Кузя. – Меня с выходных вызвали, сам же и звонил, вызывал! Не помнишь?
– Ляг и проспись! – безапелляционно потребовал диспетчер. – Сроду не стучал, а вот на тебя сейчас, сукой буду, пойду и заявлю. Достал со своими пьянками! Забыл, что у нас теперь медосмотр перед каждым рейсом? Надо ведь так нажраться… Перепутал аж: в кабаке он или на работе!
– Да не пил я! – заорал Кузя.
– Знаем мы твое «не пил»… Кто в прошлом году вместо сына из детского садика совершенно постороннего человека привел? Ладно бы другого ребенка, а то – нянечку тетю Машу на санках домой приволок!
– Да пошел ты!.. – вконец обиделся Кузя и бросил трубку.
И нервно закурил. И громко выругался по адресу сварливого диспетчера. Нашелся, видите ли, трезвенник, попрекает его тем давним случаем. Сам-то хорош! Сам чудила известный, диспетчер-то этот. Только пару месяцев назад чудом с работы не вылетел – когда по синему делу пытался связаться посредством служебной рации с мировым разумом, именуя этот разум почему-то Анатолием Вассерманом.
Тут открылась вдруг дверца со стороны пассажирского сиденья, пропуская в кабину кого-то. Кузя, конечно, немедленно развернулся к незваному гостю, но по какой-то непонятной причине увидеть его не смог.
Он успел лишь уловить темный человеческий силуэт – и тут же что-то впилось в его глаза, будто сильные руки погрузились ему в голову, в самую глубь черепной коробки, заерзали там жестокими пальцами, захватив в горсти отчаянно завопивший от боли мозг, сжав его и потянув наружу.
И последнее, что почувствовал Кузя, – как безвольно и мокро лопается, растягиваясь, податливая мозговая ткань, и все его, Кузино, естество словно выворачивается сокровенной изнанкой наружу. А в осиротевшую оболочку бесцеремонно вливается естество чужое, свинцово-холодное, безжалостное, властное…
Как снова хлопнула дверца за покинувшим кабину незнакомцем, Кузя уже не слышал.
Глядя прямо перед собой на дорогу сквозь лобовое стекло, он механически точными движениями повернул ключ зажигания, передвинул рычаг переключения скоростей, переступил ногами педали, вывел машину на асфальт. И бензовоз, взревев, покатился по трассе, равномерно, но быстро набирая скорость. Кузя сидел за рулем прямо, как гипсовый истукан. И лицо у него стало точно гипсовое: неподвижное, белое, неживое.
Инспектор ГИБДД, расслабленно помахивавший радаром на обочине, встрепенулся от вида внезапно рванувшей с места громадины, живо поднес рацию к губам, чтобы предупредить ближайший по пути следования бензовоза пост о торопыге-водителе.
– Взбесился, что ли, он? На пожар прямо торопится… – присовокупил инспектор к короткому своему сообщению.
И, сам не подозревая о том, оказался совершенно прав.
Несколько минут бензовоз, погромыхивая, мчался по трассе, истошными воплями клаксона шугая со своего пути легковушки.
А навстречу бензовозу летел патрульный автомобиль ППС, заунывными взвизгиваниями сирены расчищая путь едущему следом автозаку.
Бензовоз немного снизил скорость.
Но когда патрульный автомобиль поравнялся с ним, он вдруг резко свернул на встречную полосу – опасно накренившись на два колеса.
Машина ППС запоздало вильнула в сторону, пошла юзом, вылетела на обочину, подняв тучу пыли. А бензовоз ринулся прямо в лоб автозаку, водитель которого попытался было затормозить и свернуть с гибельной траектории взбесившейся громадины, но, конечно, не успел.
Бензовоз ударил в бок автозаку. И удар тот оказался чудовищен.
Водителя автозака вышвырнуло из кабины, как вышвыривает из рассечины щепку тяжелое лезвие топора, вонзившееся в дерево. А быть может, водитель каким-то чудом умудрился выпрыгнуть сам?..
В любом случае ему повезло гораздо больше, чем Кузе… и тому, кто мог находиться в железном брюхе автозака.
Бензовоз и автозак с грохотом слепились в единый громадный металлический ком. Ком, пару раз подпрыгнув, несколько метров проскрежетал по трассе, уродуя асфальтовое покрытие, высекая из него белые, удивительно яркие и крупные искры.
И вспыхнул, не успев остановиться, вспыхнул целиком, окутался слепящим пламенем, сразу и жутко загудевшим.
У человеческих существ, стиснутых в пылающей металлической ловушке, не было ни малейшего шанса спастись.
Глава 3
Ранним утром от Саратовского аэропорта отъехала принадлежавшая компании «Витязь» черная «БМВ». За рулем помещался Нуржан Алимханов, а на заднем сиденье – двое мужчин, один лет тридцати на вид, аккуратно выбритый, в очках тонкой, явно недешевой оправы, другой намного моложе, с залихватским кучерявым чубом, косо спадавшим на лоб; оба были одеты так, как одеваются привыкшие к городской жизни люди, приготовившиеся к вылазке на природу: в снабженные капюшонами ветровки и простецкие джинсы. Объемистые рюкзаки, дополнявшие этот ансамбль, были убраны в багажник. Впрочем, выражение лиц мужчин мало соответствовало их предполагаемой цели прибытия в Поволжье: что один, что второй – выглядели тревожно-сосредоточенными. Да и Нуржан, кстати говоря, не светился развеселой беззаботностью.
Несколько кварталов они проехали молча. Затем мужчина в очках пошевелился на заднем сиденье.
– Н-да… – выговорил он, видно, продолжая начатый еще в зале аэропорта разговор. – Опоздали мы…
– Прямо театр военных действий у вас тут, – подал голос его сосед, тряхнув чубом. – А мы к финалу сражения прибыли. Пушки уже прогрохотали, бойцы штыки от зазубрин чистят да раны считают, а с поля боя еще пороховой туман не развеялся…
