Волка взяли в девяносто третьем, ранним летом. А осудили уже зимой, в морозное предновогодье. Освободился же он – в прошлому году. Волку еще повезло. Судили его только по двум эпизодам, и если бы ментам удалось раскопать и доказать хотя бы половину того, что он совершил, – на свободу он бы не вышел уже никогда.
Половину? Или хватило бы трети?..
Волк и сам не помнил, сколько конкретно человек он убил. Время тогда кипело такое… беззаконное, лихое, кровавое. Стране было плевать на людей, а людям было плевать друг на друга. А штатному киллеру крупной группировки недосуг было считать оставленные им трупы. Может, пятнадцать, может, семнадцать, где-то так… Не меньше пятнадцати, но и вряд ли больше двадцати. Неважно, впрочем, сколько. Человеков вокруг кружится чертова уйма, и ежедневно они мрут как мухи, хотя почему-то каждый считает собственную жизнь чем-то неимоверно ценным, причем не только для себя, но и для всех остальных. Даже смешно, ей-богу. Жизнь большинства людей не стоит и окурка, а вот за смерть можно получить неплохие деньги. Пацаны-срочники на юге страны убивают людей пачками – и это не считается грехом. В девяностые новая власть, реформировав экономику таким образом, чтобы государственное достояние разделить между несколькими отдельными вполне конкретными людьми, спровоцировала гибель от голода и болезней миллионов – и это тоже всенародно признается нормальным. А Волк чем хуже? Там, на юге, убивают человеков-бандитов, по всей стране гибнут человеки лишние, ненужные, не вписавшиеся в крутой поворот эпохи, мешающие становлению нового общества. А на тех, кого убивает Волк, крови иной раз побольше, чем на нем самом. И все равно: воюющих солдат и молодых госреформаторов принято считать героями, а его, Волка, преступником? Эту логику Волк не мог понять… Он своими глазами видел: чего-то стоят только те, кому дозволено убивать. Кто не боится и умеет убивать. А все остальные так… никому не важные мухи. Прихлопни одну, две, три… Сколько угодно. Их все равно не станет меньше.
Убийства не доставляли ему наслаждения, поэтому он и счет жертвам не вел. Нет, кое-какое удовольствие от убийства, да, – испытывал. Ведь всякий нормальный профессионал испытывает удовольствие от безупречно выполненной работы. А Волк был профессионалом. И прекрасно знал: убить – только полдела, на это любой дурак способен. А вот убить и грамотно уничтожить следы – это может не всякий. Тут-то и нужен профессионализм. И вовек бы не попался Волк ментам, если б его не сдали. Свои же сдали. Сами вляпались по собственной глупости – и ну вприпрыжку писать чистосердечные признания, чтобы срока им поменьше вышли…
Еще в СИЗО решил Волк для себя на будущее: вот выйдет он, надо будет тщательнее выбирать заказчиков. Получается, это тоже важно, кто заказчик, получается, и к этой части дела тоже следует подходить профессионально. А в том, что и после отсидки он вернется к своему призванию, он не сомневался. Лучшее, что он умеет, – убивать людей. И на этом свете всегда найдутся те, кому надобны его услуги.
Так и вышло.
Только вот с последними своими работодателями он просчитался. Хотя не должен был, никак не должен… Позвонил ему очень уважаемый человек, позвонил лично, хотя вполне позволительно ему было доверить переговоры с Волком своему представителю. Позвонил и сообщил, что есть исключительно серьезный заказчик, который ищет профессионала высшего класса, и что он, уважаемый человек, намеревается именно его, Волка, порекомендовать этому исключительно серьезному заказчику. И если Волк согласен рассмотреть условия, то пусть запомнит время и место встречи…
Он, конечно, согласился. Но, явившись в условленное место, застал там лишь того самого уважаемого человека – в наглухо тонированной машине, окруженной охраной. Сам заказчик на встречу не пришел, и этот факт Волку даже понравился. Значит, действительно серьезный человек, коли посредниками у него выступают такие уважаемые люди…
Заказчик связь с Волком организовал грамотно. Лично Волк его так и не увидел. Аванс ему перевели на банковскую карту. А подробные инструкции он получил по электронной почте.
И вот как раз эти инструкции насторожили его. Причем настолько, что он чуть было не отказался от работы и не вернул аванс. Только боязнь уронить репутацию остановила его. Репутация в любом деле много значит.
Во-первых, инструкции были предельно подробные, не оставляющие Волку свободы действий, не оставляющие даже минимального выбора решений. Это уже нехорошо. А во-вторых, сам стиль составленного заказчиком за него плана… Что, в самом деле, это за невиданная придурь – выследить жертву, когда она будет совершать ежевечернюю пробежку, подманить криком о помощи, швырнуть в нужный момент оголенный провод под ноги? Зыбкий план, шаткий, столько в нем опасно подвешенных пунктов, которые могут сорваться от любой случайности: а если жертва побежит по другому маршруту, если не отреагирует на крик о помощи?.. Слишком много «если». Так дела не делаются. Никак не годится становиться в зависимость от случая. Это попросту непрофессионально. В период подготовки Волк нервничал, у него из головы не выходило новомодное словечко «креатив». К дьяволу такой креатив. Креатив в его работе – удел дилетантов. Действовать надо наверняка, чтобы не оставить жертве ни малейшего шанса. А вот когда мудришь и перестраховываешься, выдумывая ходы позаковыристее, тогда недолго и проколоться, дело провалить и себя погубить. Сколько начинающих на таком погорело! План должен быть предельно прост. Пуля в затылок или заточка в сердце – вот то, что нужно. Тело вывезти в лес и закопать. Или сжечь. Или утопить в реке. Или, на самый крайний случай, попортить кислотой лицо и руки. И никто никогда ничего не найдет. Кто искать-то будет? Менты? Нечего их воспринимать киношными суперменами. Они такие же люди, как и все, только тупее и ленивее.
Вопреки его опасениям, с первой жертвой все прошло на удивление гладко.
И со второй тоже. Там, в общем-то, ничего сложного и не было: проникнуть в военный госпиталь, переодевшись медбратом, сделать укольчик из шприца, предварительно взятого в условленном месте, одному из пациентов…
Но Волк все равно никак не успокаивался, все равно нервничал. И недаром. Третий план, поступивший от заказчика, ему не понравился еще больше первого. Надо ж было придумать такое: втемную дать наводочку шайке дворовых обалдуев, чтоб распотрошили богатенького дяденьку. И в разгар потасовки, когда закрутится суматоха, преподнести и им, и жертве сюрприз: пристрелить жертву, а вместе с ней – парочку нападавших подранить. И все это на виду у десятка свидетелей! С одной стороны, все четко получается, все чики-чики, менты ни за что не распознают в этом убийстве заказное. Обычное ограбление, в ходе которого некий, конечно, оставшийся неизвестным доброхот, некий робин гуд, решил вмешаться и заступиться за ограбляемого, пугануть оборзевшую шпану, да вот беда – стреляет робин гуд хреново, стрелой в стрелу за сотню ярдов не попадает. Терпилу случайно завалил. Да, остроумно. Креативно. А с другой стороны – опять же чересчур накручено-перекручено, излишне усложнено, сорваться может… И ведь сорвалось! Этот терпила вдруг как начал раскидывать гопников – Волк, не ожидавший такого, даже растерялся. И упустил момент, когда надо было стрелять. Да и если бы вдруг открыл огонь… совсем не факт, что пуля легла бы точно в цель. Уж очень шустрая жертва попалась…
