– И кому же выгодно, чтобы не было в нашем мире палестры? – поинтересовался Виталик Гашников.
– Тем, кому выгодно, чтобы не было в этом мире нас, витязей… – медленно проговорил Сомик. – Так, Олег?
– Приблизко, – согласился Трегрей.
Двуха фыркнул:
– Да полно таких, кому выгодно, чтоб нас на свете не было! Каждому второму мы поперек горла!
– Но каждый второй не готов убивать, – сказал Олег. – А у нашего врага четкая цель и четкая мотивация – что определяется по бескомпромиссности действий… Кому более всего выгодно? Вот так поставим вопрос. И постараемся предположить наиболее простую версию ответа. Ибо не следует множить сущее без необходимости…
– Бритва Оккама, – кивнул Пересолин. – Или – принцип экономии.
– А можно человеческим языком выражаться? – попросил Двуха. – А то лично я запутываться начинаю!
Гашников и Усачев поддержали это требование. Сомик промолчал, но, судя по выражению его лица, он тоже не прочь был получить разъяснение.
– Другими словами, – заговорил Олег, – если существует несколько объяснений какого-либо явления и эти объяснения одинаково хороши и логически не противоречат друг другу, то следует считать верным самое простое из них. Это принцип бритвы Оккама. Маловероятные и неправдоподобные объяснения напросте срезаются словно бритвой – отсюда и название.
– Теперь понятно, – сказал Двуха. – Вроде так у следователей принято, Нуржан как-то рассказывал. Когда следак дело какое-нибудь разбирает, он берет не больше двух-трех наиболее вероятные версий… Стоп. Ну и что же у нас получается в итоге?
– На основе вышеприведенных логических принципов можно сделать следующий вывод, – ответил Олег. – Нам противостоят те, кто представляет некие скрытые силы, которым выгодно, чтобы мир сохранял имеющееся положение вещей.
Несколько минут все молчали.
– По-моему, это называется теорией мирового заговора, о чем мы сейчас говорим, – неуверенно сказал Пересолин.
– Да ну, несерьезно, – махнул рукой Двуха. – Ты, Олег, уж очень большое значение своей палестре придаешь…
– Бессомненно. И они – тоже, – со значением произнес Трегрей.
– Чего ж тогда эти они просто не взорвали макет?
– Просто взорвать макет – нецелесообразно. Принцип нахождения энергетической оптимы я уже понял. И для меня не проблема создать еще один макет в другом месте. И построить-таки палестру. Куда разумнее будет – убрать меня. И всех тех, кто способен организовать дело воспитания новой элиты.
– А стечение обстоятельств – такой вариант ты не рассматриваешь?
– Нет, – твердо ответил Олег. – Случайностей не бывает.
– Да несерьезно же! – повторил Двуха, искусственно засмеявшись. – Надо ближе смотреть, а не конспирологией заниматься! Кому мы там последнее время дорогу переходили?
– Рудольф из фонда «Возрождение», – начал перечислять Сомик. – Не то чтобы дорогу перешли, но… неприятность им сделали, это точно. К тому же… Если ты, Олег, прав в своих предположениях по поводу тех, кто нам противостоит, то «Возрождение» вполне может быть связано с этим… Охотником. Хотя бы косвенно. Уж во всяком случае, со счетов фонд сбрасывать нельзя. Кто там еще у нас?.. Губера ты нашего обидел, Олег…
– А то, что меня на бабки кинули, – тоже происки агентов мирового порядка? – вставил Двуха. – Кидок-то как-то не вписывается в общую систему…
– Не вписывается, – не стал спорить Трегрей. – Но вполне может быть связан с интересующими нас событиями. А может, и нет. Но и в этом направлении надобно начать расследование. А самое главное, я этим утром – сразу после посещения салона «Эх, прокачу!» – беседовал с нашими соратниками из Управления. Рассказал о том, что произошло. И озвучил свою версию произошедшего.
– И как? – осторожно спросил Двуха. – Посмеялись, да?
– Отнюдь, – сказал Олег. – Они заинтересовались моим рассказом. И поведали мне кое-что… любопытное…
– Ну-ка, ну-ка?
– Секунду! – насторожился Трегрей, повернувшись к двери.
Дверь распахнулась. В комнату, хромая, вошел Нуржан.
– Опти-лапти! – изумленно проговорил Пересолин, схватив себя за усы.
Гашников и Усачев одновременно ахнули. Двуха, переглянувшись с Сомиком, шепотом выругался. Сомик раскрыл рот.
Нуржан выглядел так, будто его несколько раз всухую провернули в барабане огромной стиральной машины. Куртка на нем отсутствовала. Свитер и брюки был испачканы грязью и изодраны в клочья, и в прорехах поблескивали свежей кровью внушительные ссадины. Кроме того, на лбу налилась шишка размером с кулак, по подбородку расплылся синяк, пока еще светло-голубой, но темнеющий прямо на глазах. Губы Нуржана были разбиты, а во рту – когда он заговорил – обнаружилась большая, по меньшей мере в два зуба, щербина.
– Будьте достойны… – заметно пришепетывая, поздоровался Нуржан. И поднял руки, предупреждая вскочивших витязей. – Да в порядке я, в порядке! Несколько царапин только; переломов и тяжелых сотрясений нет. Кажется… Уф-ф… Воды вот только попить бы…
– Что случилось? – спросил Олег.
Уложенный на специально для него освобожденный диванчик, Нуржан один за другим опорожнил три пластиковых стаканчика с водой из кулера и только после этого начал свое повествование. Оно оказалось коротким, это повествование…
Нуржан как раз подъезжал к повороту на Кривочки на своей видавшей виды «девятке». Собрался было сбрасывать скорость, когда прямо ему в лоб со встречной полосы вильнул многотонный грузовик, груженный бетонными блоками. Времени, чтобы увести свой автомобиль от удара, у Нуржана не оставалось совсем. В такой ситуации обычный человек был бы обречен на верную и мгновенную гибель. Но Нуржан-то не был обычным человеком. За долю последней секунды, отделявшей его от смерти, он успел, не открывая дверцы, вымахнуть в автомобильное окно, вышибив стекло своим телом.
Грузовик начал тормозить только тогда, когда «девятка» под его колесами превратилась в груду искореженного металла.
– Я в кювет с трассы скатился, – завершая рассказ, проговорил Нуржан. – И только тогда вспомнил, что на дороге, кроме моей машины и того грузовика, еще один автомобиль был… в пределах прямой видимости. Стоял припаркованный у обочины. Что за автомобиль?.. Я даже марку не запомнил, не то что номера. Вроде бы черного цвета… И то не уверен. Не обратил внимание, как-то не до того было…
– А этот гад из грузовика? – вскричал Двуха. – С ним что?
– Да ничего… – Нуржан лежа пожал плечами и поморщился от боли. – Остановил свою махину, выбежал… Только руками разводит и охает. Говорит, сам не понимает, что произошло. Должно быть, заснул за рулем… Да и почему он гад-то? Он-то ни в чем не виноват.
– Как тот рабочий… Мишка, – глухо проговорил Сомик, – с верхотуры макета палестры…
