Хотя, если бы не подсобное хозяйство, с голоду военная часть на Змеином давно бы уже вымерла. С доставкой припасов с Большой земли дело было налажено плоховато.
* * *
В «Гамбринусе» народ отрывался, что называется, на полную катушку.
Играла цветомузыка, лилось рекой пиво, а у шеста, на небольшом возвышении, крутила соблазнительной задницей полногрудая чернявая красотка.
– Год назад этого всего, конечно, еще не было, – пояснял иностранцам Моня, пробиваясь к свободному столику, весьма оригинально выполненному в виде пивного бочонка. – Грузины заведением владели. Но в прошлом году из Израиля Боря Бернштейн приехал и, выкупив у них «Гамбринус», привнес, так сказать, европейскую культуру.
«Из Израиля? – с тревогой подумал Миша Гурфинкель. – Черт, зря мы сюда пошли, ох зря».
– Вэри гуд паб, – сказал Бумба, олигофренисто улыбаясь. – Бат ай вонт дринк.
Моня выбрал столик мастерски, прямо у шеста с красоткой, чьи ягодицы припадочно тряслись почти рядом с ухмыляющейся мордой Покровского.
– Дай ей зеленых, Энди, – посоветовал Бумбе Персиваль. – Они это любят. Видишь, как филеем трясет? Профи, сразу баксы почуяла.
Довольно осклабившись, Бумба засунул красотке за тонкие красные трусики десятидолларовую банкноту. Красотка затрясла указанным местом еще быстрее, и Миша стал опасаться, что эта соблазнительная часть женского тела сейчас у нее оторвется и запорхает на крыльях по залу.
– Что ты деньгами швыряешься, дубина? – прикрикнул он на друга. – Это тебе не Лондон, увидят валюту, обчистят на выходе как цыплят.
Но Бумба не внял словам друга. Повернувшись к Моне, он громко произнес:
– Ай вонт pivo.
– Ага, – кивнул Моня, – понятно. В ассортименте есть «Гиннесс».
– Да? – Иностранцы переглянулись.
Одессит кивнул:
– Десять долларов кружка, хотите принесу?
– Что-то дороговато, – покачал головой Миша. – Хотя ладно, неси. Гулять так гулять!
Моня улыбнулся и проворно растворился в толпе танцующих сограждан.
– Ой, ё… – застонал Бумба, ударивший под столом обо что-то ногу. – Blin, – сказал он, посмотрев вниз. – Миша, на кой черт ты таскаешь с собой этот чемодан? Почему ты не оставил вещи, как мы, в гостинице?
– Значит, так надо, – огрызнулся Гурфинкель, наблюдая, как Моня ловко несет через зал поднос с пивом.
Что-то было с Моней не то. То, что он держал иностранцев за полных лохов, это понятно, это для коренного одессита нормально. Что им эти десять долларов? Пусть потешит себя мыслью, что он хорошо нагрел этих заграничных лопухов. Но… Не нравился этот Моня Гурфинкелю, но чем конкретно он ему не нравился, Миша объяснить пока не мог. Глаза у этого хмыря были уж больно маслянистые, наглые, словно у кота, слопавшего золотую рыбку.
Выпили пива. Бумба засунул красотке у шеста в трусики еще двадцать баксов и попросил Мишу перевести ей, чтобы она за это свои трусики сняла. Красотка сразу же согласилась это сделать, но, правда, только наедине с Бумбой. Тот был не против, но тут Гурфинкелю показалась неприятно знакомой морда одного из официантов, и он, схватив чемодан, к общему разочарованию красотки с Моней, сорвал друзей из «Гамбринуса» на улицу.
Там стояла полуденная жара, знаменитая полуденная одесская жара, от которой плавился асфальт, усеянный глубокими оттисками острых женских каблучков.
– Ну, куда же вы? – причитал Моня. – Ведь только сели, пива выпили, с девушкой такой хорошей познакомились.
– V nature, – согласился Бумба. – Михаил, ват фак гоуин он?
– Потом, дурень! – огрызнулся Груфинкель.
…И все-таки Миша утратил бдительность, виной чему скорее всего была все та же проклятая одесская жара, когда вместе с асфальтом плавятся и мозги. Да, непростительную ошибку допустил он, позволив Моне вести их по улице.
Когда вся великолепная тройка оказалась в глухом безлюдном переулке, неладное первым почувствовал, как ни странно, Бумба, незаметно достав из кармана брюк железный кастет.
Услужливую улыбку на круглом лице их проводника сменила дьявольская ухмылка.
– Ну здравствуй, Гурфинкель! – хрипло произнес Моня. – Так ты меня, баран, и не узнал.
В голове у Миши словно что-то щелкнуло.
– Марк, – прошептал он. – Марк Марьяновский, разрази меня гром, неужели это ты?
– Я, я, голубчик, – продолжал ухмыляться Лже-Моня. – Пополнел, поседел, но тебя, гада, помнить долго буду.
– Миша, ай донт андэстэнд? – спросил Бумба, незаметно принимая боевую стойку. – Зыс мэн е фрэнд?
Перси Лоуренс быстро осмотрел переулок, но Лже-Моня был пока один.
– Не совсем, – на хорошем английском ответил за Гур-финкеля Марк Марьяновский. – Да, мы знакомы с Мишей еще по Израилю, но он мне не друг, скорее уж наоборот. Я прав, Михаил?
Гурфинкель побледнел и, намертво вцепившись в свой чемодан, прижал его к груди.
– Что там у тебя? – спросил Марк. – Ты таскаешься с ним с самого утра. Неужели зелень?
За спинами иностранцев раздались тяжелые шаги. Друзья обернулись.
В переулок входили пятеро головорезов зверообразной наружности, виденные ими в «Гамбринусе» и принятые за ручных горилл, с которыми так любит фотографироваться детвора. Двое из них были вооружены толстыми железными цепями, остальные держали в волосатых лапах по бейсбольной бите.
– Наверное, ребята хотят узнать, как пройти в библиотеку, – предположил Бумба, понимая, что отбиться от этих горилл у них нет ни единого шанса.
– С зеленью вам придется расстаться, – заявил Марк. – Это будет небольшая компенсация за тот снег, который ты, Миша, продал эскимосам вместо кокаина, а отвечать потом пришлось мне, твоему подельнику. Помнишь?
– Помню, – мрачно кивнул Гурфинкель, снова порозовев.
– А сам, сволочь, сбежал на Кипр, – продолжал изобличать своего врага Марк. – С моей женой. Чемоданчик, кстати, тоже придется отдать.
– А вот тебе! – закричал Миша, показывая грабителю отставленный средний палец, весьма красноречивый международный жест.
В следующую секунду с громким щелчком из чемодана Мишей был извлечен черный автомат «Узи».
…Все решилось буквально за какие-то мгновения. Обладавший прекрасной боксерской реакцией Покровский вырубил Лже-Моню прямым хуком в челюсть. И практически одновременно с этим затрясся в руках Гурфинкеля зловещий автомат, изрыгая из своего механического нутра целый рой смертоносных пуль.
Но Миша не хотел никого убивать. Дав длинную очередь поверх голов, он обратил на удивление быстро соображающих головорезов в бегство. Через несколько секунд в переулке снова было тихо.
…Обжигал ладони дымящийся в руках Миши автомат, как и все на исторической родине евреев сработанный добротно и на совесть. Мирно, аки младенец, распластался на земле Марк Марьяновский с начинающей синеть гематомой на лбу. Блестела в начале переулка оброненная одним из головорезов цепь.
