Господин копиист не спешил воспользоваться приглашением. Вместо этого он полез в карман и извлек футляр с жемчужной змейкой.
Слегка колеблясь, протянул таинственной незнакомке. И при этом покосился на клыкастую голову, нависшую над канапе.
Девица приняла коробочку, раскрыла и не удержалась от восхищенного вскрика. Понравилось. Еще бы. Такое-то, да чтоб не пришлось по вкусу.
Однако ж как хорошо «крестный» угадал с подарком. Знал небось кому предназначался.
Змея – змее-искусительнице.
– Откуда вы знали, что виновница торжества – именно я? – прошептала дама в домино.
– Догадался, – развел руками Иван, садясь в кресло. – Кто, кроме хозяйки дома, так хорошо осведомлен в расположении комнат и в том, где и что стоит.
– Глаз поэта? – высказала догадку собеседница.
– Вы мне льстите. Какой же я поэт? Так, виршеплет. Большей частью переписываю да перевожу чужое.
– Не скромничайте, – лукаво погрозила пальчиком Лиловая Маска. – Самоуничижение паче гордыни.
– Нет, право, какая ж тут скромность? Мои стихи даже не печатают. И вряд ли когда такое случится. Вот вы, например, ужель читали что из моих сочинений?
– Приходилось, – склонила голову к плечу дама и мило покраснела, что не смогла скрыть даже личина.
– Не спрашиваю, понравилось ли, – молвил поэт, про себя дивясь смелости прелестницы.
Признаваться вслух, что читает срамные стихи… Гм… Или она провоцирует его?
Так и есть.
Взяла в руки один из фаллосов – костяной, исписанный непонятными закорючками, – и стала задумчиво поглаживать да поигрывать символом мужского достоинства.
Заколка домино как-то незаметно расстегнулась, и плащ медленной струею сполз со смуглых плеч на пол. Полная грудь призывно всколыхнулась в глубоком всхлипе-вздохе.
– Что ж вы так робки, сударь? – вопросила с издевкой. – В виршах-то гораздо прытче и смелее…
Господи, за что?!
Он осторожно, будто старинный сосуд или невиданную драгоценность, взял ее руку и легонько коснулся губами. Кожа была горячей, но сухой. Неутешительный признак для страстного влюбленного, готового потерять голову.
С такой же почтительностью опустил девичью ладонь назад, на канапе.
– Кажется, я имел случай доказать вам свою храбрость?.. – печально поглядел ей прямо в глаза, поблескивавшие из вырезов маски. – Там, в лесной хижине…
– Так вы… узнали меня? – нимало не удивилась Брюнета.
Иван легонько кивнул. А как иначе? Если с первого взгляда лишь ее и видел. Даже не понадобилось глядеть по-особому…
– И не попытались воспользоваться ситуацией? – с легкой досадой изрекла девушка, сбрасывая ненужную машкару. – Или я вам ни капельки не нравлюсь?
Тут уже был прямой вызов.
Господин копиист предпочел уклониться. Он и без того знал, кто выйдет победителем в этом поединке. Но какова женщина!
И свято в том клянусь, пиита говорил,
Что, сердце взяв у них, тебе я подарил…
Брюнета тут на то: Богинь не обижаю.
Не сердца твоего, ах, я желаю…
– Оставим в стороне экивоки, сударыня, – собрав волю в кулак, жестко произнес Барков. – Зачем я вам понадобился? Верно, не для того, чтобы вести разговоры о поэзии или демонстрировать мне столь дивное… собрание.
Брезгливо ткнул рукой в фаллическую игрушку. Да уж, девичьи игрушки… Нечего сказать.
– Вестимо, не для этого. – Голос Брюнеты стал и впрямь напоминать змеиный шип. – Мы хотели поговорить с вами… Привлечь или, по крайней мере, предупредить, чтоб вы, сударь, не совали свой длинный нос не в свои дела. И не становились поперек пути людям, которые не вам ровня по силе и возможностям своим!..
О, а вот это уже другой разговор.
Но как жаль…
В сердце впилась саднящая игла.
Как жаль, что дело зашло столь далеко.
Ох, Тень-змея, сколь же велика твоя сила! Самую малость оставила, не проглотила. Беда, ежели не поспеть с лечением. А как пользовать? Кто подскажет средство?
– Кто это – мы? Вы да ваш дядя? Или гости, собравшиеся в этом дому?
– Дядя?.. – вздрогнула девушка. – При чем здесь мой дядя?
– Так господин поручик не ведает о том, что деется у него под крышей?
На лице Брюнеты отразилось видимое облегчение.
– Ах, поручик… Как же, как же. И он в деле. Что ж до гостей…
Пару мгновений она колебалась. Затем решительно встала и поманила его рукой.
Подойдя к стене, дернула некую скрытую веревочку, и шелковая драпировка поднялась вверх, открыв дверь. Легонько приотворив ее, красавица заглянула в щелочку, а потом посторонилась, уступая место Ване.
– Извольте взглянуть… Изволил.
В полутемном помещении, освещенном всего двумя или тремя шандалами, играли в карты.
Барков полюбопытствовал, кто же это манкирует танцами, и обомлел.
За ломберным столиком сидели молодые и не очень люди, знакомые ему по Петербургу. Граф С…ов, князь Б…й, братья О…вы. Ну-ка, ну-ка…
Но дверь уже захлопнулась.
– Вы удовлетворены?
Не нашелся, что ответить. Близкие к «малому двору» великих князя и княгини персоны. Что они делают в этом захолустье?!
– Мы радеем о будущем России, – как бы услышав его вопрос, пояснила девушка. – Ужель вы сами не видите, что творится вокруг?!
Заломив руки, принялась нервно прохаживаться по кабинету, мало не выкрикивая гневные тирады:
– Бессмысленная война, истощившая и без того худую казну государства, опустошенную бессмысленными прихотями старой похотливой блудницы, на уме у которой одни наряды да балы! Полный застой в науке и искусствах! Запуганный и забитый народ и не менее окованное цепями дворянство, отданное во власть всесильным временщикам! Разгул произвола, творимого Тайной канцелярией…
Поэт молчал. Он был почти во всем согласен со своей пассией. Особливо в том, что касалось произвола. На своей шкуре почувствовал ласковые объятия Приапа-Шувалова. И все же…
– Что предлагаете взамен?
– Взамен? – Прелестница стала как вкопанная. – Надобно дать дорогу молодым силам, кои приведут государство к процветанию, просвещению, миру!
Понятно. Очередной заговор и дворцовый переворот. Мало ль их уже видела в этом столетии бедная матушка Русь?
– А средства?
– В святом деле все средства хороши! – в запале бросила Брюнета.
– Э, нет, позвольте не согласиться. Все, да не все. Когда это идет вразрез с разумом, с сердцем и самой верой, то…
