А еще этот поход обогатил кригсмарине как минимум одной легендой и одним фактом вопиющего нарушения дисциплины. Легенда – это снова про Лютьенса. Ну, отказался адмирал переходить на борт «Гнейзенау», заявив, что не бросит ни свой корабль, ни своих людей. Заявляя так, Колесников здорово рисковал, поскольку вопрос, удастся ли дотащить «Шарнхорст» до базы, оставался открытым до последней минуты.
Ну, а нарушение дисциплины… В общем, когда Колесников отдал приказ кораблям возвращаться на базу, оставив для прикрытия тормозящего всю эскадру «Шарнхорста» только наименее ценный «Хиппер», ему отказались подчиниться. Корабли окружили поврежденного флагмана и вели его до самой базы. Немыслимо для дисциплинированных немцев, и еще несколько месяцев назад о таком не могли и помыслить. Похоже, в германском флоте что-то начало меняться, и непонятно пока, в худшую или в лучшую сторону.
Город встречал их полным молчанием. Гробовым, так будет вернее. Люди, гражданские и военные вперемешку, столпились на берегу, глядя на грузно осевший в воду, закопченный до черноты корабль. В первый раз «Шарнхорст» был поврежден не меньше, но тогда он не производил столь жуткого впечатления – обычные повреждения после тяжелого боя. Сейчас же вид у корабля был таков, словно он побывал в аду – и вырвался оттуда, разнеся в клочья половину преисподней. И чего он внушал сейчас больше, страха или гордости, не взялся бы сказать никто.
Как оказалось, пока Колесников был в море, события неслись семимильными шагами не только у него. Военные действия в Европе практически закончились, но зато на Средиземноморском театре обнаружилась вдруг лютая активность. И одновременно началось действо, которое адмирал помнил как «Битву за Британию». Скучать было некогда.
Бомбардировки побережья Британских островов шли неторопливо, но внушительно. Колесников не помнил, как они проходили в той истории, но сейчас Геринг действовал планомерно. Удары шли по береговым укреплениям, аэродромам и, главное, радарным станциям, которых островитяне настроили неожиданно много. Похоже, сыграла роль идея, подброшенная на Большом Сходняке, как адмирал про себя называл то совещание у Гитлера. Да и разведка начала давать какие-то результаты, пускай и довольно скудные. Перехода количества в качество в такой ситуации ждать предстояло долго. Тем не менее, немцы не торопились, благо ситуация складывалась в их пользу. Британцы едва успевали парировать их налеты, в то время как экономика их страны медленно, но верно сползала вниз. Все же последние успехи немецких моряков серьезно подточили веру в могущество Королевского флота, а главное, в способность его защитить транспортные маршруты. Как следствие, резко сократились объемы завоза всего, от предметов роскоши до стратегического сырья, а цены, напротив, быстро поползли вверх. Действия германских подводных лодок тоже внесли свою лепту, и теперь Британии грозил транспортный, производственный и экономический коллапс.
Вдобавок Германия официально объявила неограниченную подводную войну, для чего имела все основания. И с точки зрения международного права придраться никто бы не смог – и с юридической, и с моральной точки зрения виновной оказывалась противоположная сторона. А дело было так…
Немецкая подводная лодка в Средиземном море провела удачную атаку на крупный транспорт под военно-морским флагом, идущий под прикрытием эсминца. Последний оказался старой калошей и оснащен был соответственно, а потому вовремя засечь субмарину британцы не смогли. Учитывая, что вода в Средиземном море достаточно прозрачная, а погода в тот момент стояла тихая, остается только удивиться безалаберности английских моряков. Тех, кто воевал в Атлантике, немцы давным-давно отучили от такой наглости, а здесь, несмотря на понесенное совсем недавно жестокое поражение, царили пока что настроения, близкие к идиллическим. А может, британцы просто считали, что раз уж легендарный немецкий пират отбыл наводить шороху на север, то французы без него рыпаться не станет. Итальянцев же они традиционно не боялись.
В принципе, такие рассуждения оказались недалеки от истины. Французы сидели в своих портах, и максимум, что могли сделать, это обеспечить конвоирование транспортов с немецкими солдатами, идущими в Александрию и обратно. Дело было не только в самих французах, среди которых, несмотря на победу и вполне неплохое вроде бы обозримое будущее, царили разброд и шатание. Все же чересчур резко поменялись расклады, враги стали… ну, не друзьями, но вроде как ближайшими союзниками и нанимателями, а недавние друзья превратились в подлых врагов. Боевого духа все это не добавляло, а человека, равного авторитетом Лютьенсу, рядом не оказалось. Присланный из Берлина для обеспечения взаимодействия, а фактически для присмотра за французами, адмирал Руге был грамотным, но ничем особо не примечательным офицером. И там, где Лютьенс с его мефистофельским профилем и грозной славой добивался повиновения, даже не повышая голоса, Руге приходилось вертеться ужом, причем далеко не всегда успешно.
К тому же практически все современные корабли французов, равно как и доставшиеся им трофеи, нуждались в серьезном ремонте, скорее даже – восстановлении, и потому боеспособность сохраняли лишь несколько старых дредноутов, слабо защищенных и тихоходных. Вести наступательные операции в такой ситуации было можно, но сложно, а потому французы предпочли не рисковать. «Галльские петушки» при всей своей задиристости, имея реальную перспективу словить по носу, живо превращались в баранов, и чтобы повести их за собой, нужен был лев. Льва же как раз сейчас и не наблюдалось.
С итальянцами все было еще проще. Неважные вояки, они, вдобавок, испытывали сейчас жуткую нехватку топлива и, даже захоти что-то предпринять, все равно вряд ли смогли бы реализовать свои планы. К тому же не так давно британская авиация учинила рейд на базу их флота, и летчики смогли провести атаку до того, как зенитчики очухались и открыли огонь. Торпедоносцы при этом ухитрились подорвать два линкора прямо в гавани, а какой-то лихой пилот из крутого пике положил бомбу аккурат в центр башни тяжелого крейсера. Корабль вывернуло наизнанку, после чего британцы ушли без потерь, что добавило им славы, а итальянцам – головной боли. Севшие на грунт корабли теперь надо было как-то поднять, залатать и перегнать в доки, что в условиях активного противодействия британского флота выглядело трудноосуществимым.
Ничего удивительного, что английские моряки чувствовали себя здесь если и не королями, то, во всяком случае, достаточно уверенно. Вот только прорыв через Гибралтар нескольких германских субмарин они позорно прошляпили. Кроме того, французы передали немцам часть своих подводных лодок – все равно из-за дезертирства на все не хватало экипажей. В результате силы германского подплава оказались неожиданно серьезными, и это стало для британцев неприятной неожиданностью. И на одну такую субмарину нарвались транспорт «Бонавентура» с кораблем сопровождения. И, закономерно, оба получили по торпеде.
Надо сказать, транспорт в борт ударили сразу две стальные рыбины, но одна не взорвалась. Несмотря на то, что их непрерывно совершенствовали, торпеды оставались довольно капризным оружием. С эсминца все-таки успели заметить идущую на них смерть и, развернувшись, уклонились от первой, но вторая торпеда угодила кораблю аккурат под винты, практически оторвав кормовую часть. Из двух пораженных кораблей он затонул первым.
