Список трофеев впечатлял. Одних только кораблей было захвачено двенадцать – авианосец, два линкора, крейсер, эсминец, две подводные лодки и целых пять тральщиков. Все тяжелые корабли, разумеется, достались победителям в изрядно побитом состоянии. Но сейчас в бухте оказалось много затопленных кораблей, которые вполне могли послужить источником запчастей, так что Колесников не унывал. Как минимум, подлатать трофеи, чтобы иметь возможность дотащить их до нормально функционирующих доков, фантастикой не выглядело. К тому же у него имелся еще один туз в рукаве, который, правда, требовалось ухитриться достать.
Кроме британских трофеев, французы смогли отбить и собственные, ранее захваченные англичанами корабли. «Жан Бар», невезучий корабль, во время боя опять получил свою долю плюх, и сейчас возможность вывести его из гавани обсуждали французские офицеры. Хорошо обсуждали, с французским темпераментом, размахивая руками и ругаясь так, что мачты тряслись. А вот «Лоррэн» и его собратья по интернированию практически не пострадали, что внушало осторожный оптимизм. Восстановить их боеспособность можно было в кратчайшие сроки, и это радовало, поскольку хоть чем-то прикрыть Александрию с моря нужно было кровь из носу. Словом победа – это здорово, но мороки она сулила еще больше. Хорошо еще, имелось на кого теперь это все спихнуть.
В Берлине его встречали, как триумфатора. Наверное, заслужил. Во всяком случае, отнесся к такому приему Колесников вполне позитивно. Да и шоу оказалось хорошо срежиссировано – на службе у Третьего рейха имелись грамотные профессионалы.
Опять пришлось толкать речь. Хорошо еще, ведомство доктора Геббельса подсуетилось и подготовило текст аж на десятке страниц. Колесников прочитал, пришел в ужас от пафоса и категорически отказался читать «этот бред». Проявив завидную оперативность, к нему тут же прислали шустрого парнишку в очках и с университетским дипломом, вместе с которым за два часа они пришли к устраивающему обоих результату. Правда, размеры сократились, но никто ничего против не имел, хотя бы потому, что на фоне рубленых фраз истинного арийца, солдата и прочее и прочее таланты выступающего следом Гитлера как оратора смотрелись еще лучше обычного.
Кстати, Геббельс Колесникову не понравился совершенно. Остальные руководители Третьего Рейха, с которыми ему приходилось иметь дело, как к ним ни относись, выглядели личностями. Геббельс же вызывал отвращение не только крысиным личиком, но и повадками истинной шестерки. Противный человечишка, в общем, и дурак. Почему дурак? Да потому, что только дурак мог назвать главный информационный орган страны Министерством пропаганды. Само по себе слово «пропаганда» вызывает недоверие, а тут, в результате, даже истинная правда рассматривалась через такую призму. Соответственно и эффективность работы снижается резко. В общем, талантливый оратор, этого не отнимешь, но в остальном существо абсолютно недалекое. Колесникову стоило огромного труда не показать своего отношения к нему. Конечно, особого вреда от такого не ждешь, но если поймет, что адмирал разглядел в нем ничтожество, напакостить постарается. Все же министр, определенные возможности имеются. Оно, спрашивается, надо?
Хорошо еще, парадом и «стихийно» возникшим митингом на сегодня и ограничилось. Аудиенцию у фюрера, ради встречи героя прервавшего отдых и самолетом прибывшего в Берлин из Чайного Домика, своей альпийской резиденции, назначили на завтра, на десять утра. Радовало это обстоятельство до безобразия. Все же адмирал был на ногах уже больше суток, плюс выматывающий перелет… В общем, держался он исключительно на крепчайшем кофе, чувствуя, как от него периодически начинает трепыхаться сердце. Хотелось одного – лечь, и чтобы никто не кантовал.
Увы, мечты остались мечтами. Не успел Колесников вылезти из ванны (после изматывающей южной жары и не менее трудной дороги, плюс незапланированный парад – тело казалось липким от пота, и брезгливость перевесила даже усталость), как раздался осторожный стук в дверь. И кто, спрашивается, решил потревожить? Ну, безусловно, Хелен.
Девчонка, похоже, и впрямь была к нему неравнодушна, иначе вряд ли примчалась бы вот так, чуть ли не посреди ночи. И гнать ее не было ни сил, ни желания. Да просто рука не поднималась. Пришлось опять прогуляться по ночному Берлину, где редкие полицейские, увидев адмиральский мундир, вытягивались в струнку, а потом опять записать с ней интервью, правда, коротенькое. На что-то серьезное у Колесникова сейчас просто не осталось сил.
Кстати, девушка неплохо приподнялась за последнее время. Колесников оказался абсолютно прав, решив, что пара-тройка эксклюзивных интервью ей не повредят. Во-первых, Хелен оказалась в штате газеты, причем в ранге специального корреспондента. Неплохо звучит, да и жалованье твердое. Не особенно большое, но при этом дающее возможность жить, не подрабатывая в ресторанах. Ну и, во-вторых, сама газета резко увеличила тиражи. Ее хозяин оказался человеком хватким и сумел раскрутить подвернувшуюся удачу. Что же, не стоило его разочаровывать.
Немного подумав, Колесников подкинул Хелен идею о цикле репортажей. Из тех, что печатают кусочками, добавляя «продолжение следует». Так одного интервью на два-три номера точно хватит. Но – завтра. Следовало спокойно все обдумать и решить, что можно говорить, а что не стоит. Как и ожидалось, девушка ухватилась за эту мысль руками и ногами, аж засветившись от восторга. Ну и ладушки. А сейчас подозвать Вальмана, приказать ему отвезти Хелен домой – и возвращаться в гостиницу. Спать, спать…
– …И как вы решились пойти на такой риск, адмирал? Да еще без согласования с командованием?
Гитлер был доволен, как обожравшийся сметаны кот, но тщательно старался этого не показывать. Высокое начальство, значит, изображал, да… Все присутствующие, включая и самого Колесникова, старательно ему в этом подыгрывали.
– Потому что не видел в этом никакого риска, – с выражением полного безразличия на лице соврал адмирал. – В худшем случае, погиб бы только я.
– А…
– А французов я во внимание не принимал. В конце концов, они не немцы.
Вот так. Сейчас он их всех немного удивил. Не ожидали присутствующие такого националистического пассажа. Ну и ладно, пускай теперь гадают, с чего так эволюционировали взгляды Лютьенса. Чем больше туману – тем лучше. Впрочем, за рамки отношения победителя к побежденным его слова вряд ли выходят.
– Но потеряй вы корабли, то плоды вашего первоначального успеха были бы потеряны.
– Во-первых, не все. Как минимум два линкора Германия все же получила бы. Пускай и старых, но в умелых руках, – вежливый кивок в сторону Редера, – это крайне серьезный аргумент. А во-вторых, если бы мы этого не сделали, то флот все равно остался бы запертым в Тулоне, поскольку обеспечить реальный контроль над морем в тех условиях мы были неспособны. Что есть корабли, что нет кораблей… Тем более, команды с них на тот момент попросту разбегались.
– А сейчас? – прищурился Гиммлер.
– А сейчас там все, от юнги до адмирала, объявлены британцами военными преступниками. Им придется драться, или, случись нам проиграть, их всех ждет виселица.
