Маршал Петен стар, ему уже за восемьдесят. Конечно, старик еще крепок, но все равно в таком возрасте сложно всерьез заниматься делами. Несколько лет он еще протянет, но дальше просто не сможет поддерживать необходимую для такой должности планку. И когда настанет время уходить, неизвестно, кто придет ему на смену. Профессиональные политиканы уже ввергли Европу в большую войну, и не хотелось бы, чтоб история повторилась. Поэтому будет лучше, если место маршала займет человек, успевший повоевать и знающий цену собственной крови. Если же это будет герой, сохранивший для страны флот, это и вовсе замечательно. И в этом случае Франция, пускай урезанная, сохранится. Насколько она окажется урезанной – ну, тут уж сами разбирайтесь, но, по мнению Лютьенса, мелочиться никто не будет.
Сложно сказать, насколько поверил его словам Жансуль. Однако морковка перед носом выглядела уж больно сладкой. И даже понимание, что, в любом случае, реальная власть останется у Берлина, не слишком портила общей картины. И в результате после нескольких часов ожесточенного торга два адмирала смогли договориться.
Александрия спала. Большой город, основанный еще Александром Македонским, видел многое. Через него проходили, чеканя шаг, грозные римские легионы, по улицам скакала арабская конница. Непобедимый тогда еще Наполеон отметился… Про более мелких вояк и говорить нечего, много их сюда приходило. И где они все теперь? Кости тех, кто прошел дальше, замело песками, потомки оставшихся выродились в совершеннейшее убожество. Город пережил и переварил не одно поколение завоевателей. Сейчас в нем считали себя хозяевами британцы, но их империя уже катилась к закату. Островитяне были такие же временщики, как и все остальные, а город стоял – и намеревался стоять дальше.
В просторном александрийском порту, уверенные в своей безопасности, вольготно расположились десятки кораблей. Торговые – их сейчас, по случаю неспокойного времени, оказалось меньшинство – и военные. Последних собралось неожиданно много.
Здесь расположилась эскадра адмирала Эндрю Каннингема, состоящая из двух линкоров и кораблей поддержки. Сюда же пришли три линкора и авианосец адмирала Сомервилла. Ну, с ним пришли еще пара крейсеров и целая свора эсминцев, однако кто считает эту мелочь в присутствии гигантов? Еще Сомервилл притащил с собой трофейный французский линкор «Жан Бар». Выглядел тот ужасно – изрубленные снарядами, обгоревшие надстройки, полузатопленный, с сильнейшим дифферентом на нос. В общем, наглядная иллюстрация того, что бывает с наглецами, рискнувшими перечить королевскому флоту. И, разумеется, теперь это был законный трофей британцев, который, правда, требовал немалых затрат для введения корабля в строй.
Еще в Александрии стояли французские корабли. Старый, тихоходный, хотя и неплохо вооруженный линкор «Лоррэн», четыре крейсера и эсминцы. Все эти корабли оказались в порту на момент капитуляции Франции, и британцы добились их разоружения. Фактически корабли были в плену, однако захватывать их не стали – не стоили они того. А вот кровь британцам пустить, начнись в порту бой, могли вполне. Так что французы интернировались на относительно почетных условиях и намерены были торчать здесь до тех пор, пока не кончится война.
Город спал. А чего бы и не спать тихому захолустью, отделенному от бушующей в Европе войны пусть небольшим, но все же морем, а от иных неприятностей надежно прикрытому пустыней? Стальная кавалерия Роммеля пока не продемонстрировала британцам, что для хорошего солдата нет иных преград, чем еще лучшие солдаты. Те, кто квартировал здесь, пребывали в счастливом неведении об этом, и в еще большем заблуждении относительно превосходства британских солдат над всеми остальными. Их очередь на разочарование и прозрение была еще впереди. Город спал…
Командиру британского крейсера с редкой фамилией Смит, патрулирующего подходы к порту, сообщили о появлении множественных неопознанных целей за час до рассвета. Откровенно говоря, он намеревался еще поспать, но доклад вырвал его из постели, как пробку. Ничего удивительного – он просто слишком хорошо знал, что его корабль, один из первых «вашингтонских» крейсеров, не блещет ни скоростью, ни защитой, ни вооружением. Построенный в рамках жестких ограничений по всем основным характеристикам, он оказался типичнейшей попыткой скрестить ежа и ужа. Результат тоже оказался соответствующим – и длины маловато, и колется так себе. А главное, устаревший радар (а кто будет запихивать новый на старое корыто, если их и для линкоров-то не всегда хватает) имел крайне посредственные характеристики. Чужие корабли оказались обнаружены, когда до них оставалось не более двенадцати миль.
К тому моменту, как британский корабль начал делать осмысленные эволюции, было уже поздно. Идущая тридцатиузловым ходом французская эскадра вышла практически на дистанцию прямого выстрела и обрушила на крейсер град пятнадцати– и тринадцатидюймовых снарядов. В течение нескольких минут все было кончено. Крейсер буквально разорвало на куски, и французы, выделив один эсминец для спасения экипажа быстро погружающихся в воду раскаленных обломков, устремились дальше.
Гибель крейсера оказалась напрасной. Да, он успел сообщить о появлении чужих кораблей, да и гром орудий над ночным морем разносится далеко, но у британцев просто не осталось времени отреагировать. Слишком долго они пребывали в убеждении, что являются единственной силой в этих водах. Слишком презирали итальянцев. Слишком уверились в пассивности только что сбежавших куда подальше французов. Словом, они привыкли свысока смотреть на остальных – и оказались не готовы к тому, что кто-то сумеет перехватить у британского флота инициативу.
В боевой рубке «Ришелье» Колесников, глядя на уже ясно видимый в тающих предрассветных сумерках берег, в очередной раз повторил:
– Главное, авианосец не утопите.
– Дался он вам… Как вы его в океан-то выведете?
– Это будет уже мой вопрос.
Жансуль безразлично пожал плечами, но комментировать не стал. У него и без разговоров дел было по горло. Поначалу кажущуюся ему безумной идею Колесникова он принял в штыки, но когда ему напомнили, что он не вольный пират, а адмирал, причем теперь уже германского флота, скрипнул зубами и подчинился. А сунув голову в капкан, отступать уже поздно. Теперь или победить – или на дно.
Вообще, Колесников эту мысль крутил в голове все то время, пока летел в Тулон. Благо, как раз времени-то хватало. Та же операция «Катапульта», роли только поменять. Взять быстроходные корабли – и зажать англичан в их собственном порту, благо, куда они направились, итальянцы смогли установить точно. Конечно, жаль, что не получится взять с собой два старых дредноута – их орудия оказались бы не лишними, но тащить с собой эту тихоходную рухлядь означало упустить время и утратить эффект внезапности. А на внезапности, собственно, и строились все планы Колесникова. В открытом бою противопоставить британцам ему было попросту нечего, все же ни «Дюнкерк», ни «Страсбург» на полноценные линкоры не тянули. Да и не дойдет до нормального сражения – британцы поднимут самолеты, разбомбят, забросают торпедами, а затем корабельная артиллерия добьет уцелевших. Нет, атаковать первыми в то время, когда тебя не ждут, единственный шанс. Дохленький, конечно, и риск запредельный – но Колесников за свое недолгое пребывание здесь уже привык рисковать.
