Иная?
Но отчего «псы» засунули мечи в ножны и стали закатывать рукава?
И еще эта девица.
Будто Парсифаль собственными глазами не видел, как она стащила бритта с коня. И как толкнула его руку, когда Гавейн уже чуть было не угрохал своего противника.
Разве так себя ведут девушки, едва не ставшие жертвой грубых насильников?!
– Бросай меч, говорю, иноземец! – повторил длинный.
При этом так нагло оскалившись, что Гавейн не выдержал.
– Эх, елы‑палы! – гикнул он, бросаясь в атаку.
Заработал мечом, точно селянин косой. Влево‑вправо, справа‑налево. Так, как категорически запрещал драться требовательный и придирчивый к подчиненным Ланселат.
И как‑то само собой получилось, что рука вскоре оказалась пустой.
Не всегда гнев хороший помощник в драке.
Вот дьявольщина, подумалось. И стоило бежать столько миль, чтобы вот так глупо сложить голову в далекой полудикой стране? И это тогда, когда судьба, казалось, повернулась к тебе лицом.
В глаза бросилась оскаленная песья морда, выгравированная на доспехе долговязого. Показалось, что тварь смачно облизнулась и пустила слюну.
«А тебе, пришелец с островов, следует опасаться собаки, змеи и крокодила, – вспомнилось вдруг пророчество Востреца. – От одной из этих зверушек погибель примешь…»
Не это ли и имел в виду княжой шут? Ведь не всегда предсказание следует толковать буквально.
Острие вражеского меча уткнулось в кадык. Гавейн сглотнул и попробовал молиться.
– Хватит, Лют! – раздался властный девичий голос. – Побаловали и будет!
– Как скажешь, светлая княжна! – ответил долговязый, убирая оружие. – Воля твоя!..
– И чего это вы себе вообразили?! – прохаживалась взад‑вперед по горнице Светлана. – Что у нас в Киеве порядки хуже, чем в каком‑нибудь занюханном Сераписе?
Перси хотел было возразить по поводу «занюханности» названного княжной города, но промолчал.
Он вообще обалдел от всего происшедшего. Недавние противники взяли их под белы рученьки и с почетом проводили в некий бревенчатый дом, оказавшийся местной вигилией. То есть караульней.
И сами «насильники» назвались… ратниками из дружины епископа Ифигениуса. Или, «псами Господними», как величал их сам его высокопреосвященство. Оттого и эмблема на нагрудниках, известная любому жителю столицы и ее окрестностей. И потому и догадались дружинники, что перед ними не иначе как иноземцы, раз не унялись при виде символа хранителей порядка.
– А чего ж вы тогда девицу обижали? – набычился Гавейн. – То есть…
Он шмыгнул носом и покраснел, потупившись. Княжна лукаво посмотрела на него и подбоченилась:
– Да разве ж меня обидишь? Такую‑то…
Выпрямилась во весь рост. Не в отца пошла. Высоконькая для девы. И статью скорее воин, чем пряха.
И румянец во всю щеку. И русая коса почти что до пола.
– Скажи, Лют! Можно меня изобидеть?
Длинный невесело осклабился и почесал в затылке.
– Тогда что это было? – осторожно поинтересовался Парсифаль.
– А, – отмахнулась княжна. – Это преосвященный ко мне личную охрану на всякий случай приставил. Да я в городе подзадержалась чуток…
– Чуток!.. – возмущенно фыркнул Лют.
– Что, уже и к подружкам в гости сходить нельзя?! – Светлана грозно свела брови и стала разительно похожа на Велимира. – В другой раз не будете под горячу руку лезть! Аль думаете защитников не сыщу? Вон какие парни у тятеньки в услужении!
И этак‑то по‑особенному посмотрела на Гавейна.
У здоровяка сердце ухнуло в пятки…
Глава 12
ПО ГРАДАМ И ВЕСЯМ
Земли в окрестностях Киева, средина июля
Необычный это был поход.
Задуманный Файервинд и ею же возглавляемый. (Хоть оно и обидно для мужской, а паче же рыцарской чести, что командорствует в квесте женщина, а что поделаешь, когда связан по рукам и ногам вассальной клятвой и угрозой развоплощения.)
Колдунья не соизволила ничего толком объяснить своим телохранителям. Просто сказала, что надобно осмотреться.
Что она имела в виду, Гавейн с Парсифалем сначала не поняли.
Зато, к удивлению рыцарей, уразумели Вострец с Ифигениусом.
Шут, которого парни решили предупредить о своей внезапной отлучке, для чего с утра пораньше заявились в княжеский терем, выслушал их внимательно и без своих обычных прибауток. Спросил лишь, куда именно они намерены отправиться.
Молодые люди пожали плечами. Нанимательница не ознакомила их с предполагаемым маршрутом.
Брюнет помрачнел. Как тогда связь держать будут?
Потом хлопнул себя по лбу и, велев подождать, выскочил из гридницы.
В это время и появился преосвященный. Как будто стоял за дверью, подслушивая разговор и специально дожидаясь, когда уберется его соперник по влиянию на князя.
– Вы чего это, охальники, на моих дружинников поперли? – забуравил епископ глазами рыцарей. – Хотели удаль свою перед царем‑государем выказать?
– Да какую там удаль, святой отец, – с притворным смирением потупился Перси. – Еле ноги от ваших соколов унесли.
Кукиш с подозрением скривился, отчего лицо его напомнило перезревший инжир.
– Хм, а мне доложили иное… Что, не прекрати вашу драку царевна, вы бы уложили всех псов Господних на месте.
– Это ж кто такое сморо… – начал было крепыш, но сильный удар локтем в бок, полученный от тевтона, заставил его заткнуться.
– Ее высочество и сказала, – указал глазами на княжеские покои Ифигениус.
«Вот так и рождаются легенды, – подумал блондинчик. – Но с чего бы это княжне брать нас под защиту?»
– Чем зря в столице безобразничать, лучше б делом занялись, – наставительно погрозил пальцем преосвященный.
– Дык, елы‑палы, – подбоченился Гавейн, – мы же как раз и собрались…
Новый тычок прервал его словоизлияния.
– На рать?! – живо заинтересовался Фига. – И куда, ежели не секрет?
– Как раз тайна и есть, – дерзко ответствовал появившийся в гриднице Вострец, несший в руках нечто, покрытое платком и формой напоминающее коробку.
– Секреты от меня‑а?! – грозно надул щеки епископ. – Первого министра?!
– Чего‑чего? – недопонял брюнет. – Это еще что за диковинное титло? Снова, батюшка, что‑то выдумать изволил?
– Неучи! – возвел очи горе Кукиш. – Варвары!
