– Простите, достойнейший, но порядок таков, что к августейшей повелительнице нельзя являться без предварительной записи и согласования, – твердо изрек Гай Яхмос, ощущая нарастающее волнение.
Несколько секунд понтифик взирал на него сверху вниз, о чем-то думая.
Старый царедворец внезапно ощутил себя крошечным насекомым перед лицом невероятной силы, прикидывающей – раздавить докучливую букашку или все же пощадить неразумную тварь.
– Возможно, ты и прав, старикан, – ответил, на конец, понтифик, приняв какое-то решение. – Не можешь ли записать меня… на сейчас?
И Гай Яхмос почуял, что смерть, глядевшая на него глазами этого человека, убрала свой меч от его шеи.
– Пожалуй, вам можно и без записи… – выдохнул номенклатор, слыша, как подгибаются ноги.
– Вот и я так думаю, – улыбнулся Мерланиус.
И начал подниматься по лестнице, твердо ступая по вылизанному до блеска белому мрамору. Посох с лязгом ударял в ступеньки, и непривычное эхо звенело под сводами Палатия.
Стоявшие на лестнице гвардейцы совершенно автоматически взяли «на караул», когда он прошел мимо.
Жрец преодолел уже второй пролет, когда дорогу ему преградили.
Вначале из-за колонн вышел немолодой благообразный мужчина с длинной, с проседью бородой, в ахайском хитоне и сандалиях с золотыми пряжками. На груди его висела жреческая пектораль бога Ра-Атума.
Ничего не говоря, он просто встал на пути Мерланиуса, заложив руки за спину.
– Отойди, человече, – рассеянно бросил понтифик, – не мешай.
А затем, словно спохватившись, замер с приоткрытым в глубочайшем удивлении ртом. Потом выражение удивления сменилось яростью, он напряженно оглянулся…
Позади него стояло еще двое.
Невысокая женщина – по виду коренная жительница Та-Кемета, без малейшей примеси иноземной крови. Меднокожая, скуластая, зеленоглазая и одетая так, как, пожалуй, увидишь лишь на старых фресках.
И еще молодой длинноволосый парень, по облику и облачению – кельтский бард или филид. Даже арфу держал под мышкой. А у его ног, недобро косясь на понтифика желтым миндалевидным глазом, жался большой черный пес, похожий на волка.
– Ну что, Скиталец, вот и кончились твои странствия, – сообщил ахаец. – Ты, я вижу, не рад нам?
– Вас я видеть не рад, – окрысился Мерланиус. – А увидеть ваши кишки – вот этому бы порадовался. Как давно ты на Гебе?
– Недавно. Однако мне вполне хватило, чтобы понять, что ты и здесь не унялся. Все заново и в который раз! Не надоело еще?
Не прозвучало ни одного звука – они говорили без посредства низкой обыденной речи, и посторонний ничего бы не услышал. Разве что заметил бы напряжение на изменяющихся лицах.
– А тот рогатый да косматый был из вашей компании? – спросил Мерланиус.
– Ну тебе какая разница? – пожал плечами ахаец. – За благополучием мира есть кому присмотреть и без нас…
– А джинсы тебе идут, – вдруг сказала женщина. – Откуда они? Или все же соорудил портал какой-нибудь дохленький?
– Как же, соорудишь тут, – усмехнулся понтифик. – Вы славно потрудились, загоняя меня в эту глухомань. Старые запасы…
– Ты заблуждаешься, Скиталец, мы никуда тебя не загоняли, – молвил старший. – Ты сам загнал себя… Не буду уточнять, куда именно. Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь это и раскаешься.
– Каяться? – хрипло произнес Мерланиус вслух. – В чем? В том, что я всегда был умнее стада? В том, что хотел переступить те дурацкие законы, которые вы придумали для собственного спокойствия? В том, что я, как ни старался, не мог донести до ваших тупых мозгов и мозгов ваших предшественников элементарные истины? Но они хоть пытались разобраться… А вы только и могли, что отторгнуть то, чего не в силах понять!
Он запнулся, переводя дыхание, помотал головой, держась за сердце.
– Проклятая оболочка, – вытер обильную испарину. – Совсем износилась…
– Вот и это тоже, – вступил в разговор третий, самый молодой. – Ну еще тридцать лет, ну сто… Это ведь верная смерть, причем конечная… Без Источника, даже без нужной техники. На что ты надеялся?
Понтифик уставился на юношу, и глаза его полыхнули ненавистью.
– На что я надеялся, щенок? Да если бы… Вы бы на брюхе передо мной ползали!
– Да, – печально кивнул седобородый. – Ты и в самом деле так ничего и не понял. Против тебя не мы, и не Сфера Миров, и даже не Древнейшие… Против тебя были законы мироздания, которые защищают его от пытающихся разжечь вселенский пожар. Думаешь, ты первый? Тех, кто неизмеримо сильнее тебя, стирали в прах! А тебе все неймется!
Маг заскрежетал зубами, поднимая посох. И… ничего не произошло.
С недоумением почти пять минут рассматривал его, как-то растерянно вертя жезл в руках.
Потом отшвырнул его, и символ власти понтифика покатился по ступенькам, чуть не под ноги стражнику.
– Ну, что еще у тебя в запасе? – спросила зеленоглазая. – Ледяное Пламя драконов? Меч Силы титанов? Все Девять Ключей Йох-Соготта? Кого ты еще обокрал, пока бегал от нас?
Мерланиус хотел что-то сказать, но вдруг как-то обмяк и покорно опустил голову.
И все четверо пошли. Но не по лестнице, ведущей в апартаменты августа, а в боковой коридор.
– Э-э, – вдруг спохватился преторианец-бритт, под ноги которому упал посох. – Постойте, ваше друидство, а как же…
Схватив посох, он побежал следом за странными людьми, да так и замер, распахнув рот от удивления.
Коридор, где скрылся Мерланиус и его странные спутники, кончался глухим тупиком…
…Кар открыл глаза.
Первое, что он увидел, было склонившееся над ним лицо молодой и довольно красивой женщины, чем-то напоминавшей его мать – уже пять лет покойную.
Ох, так это же та самая, которую он вроде как спас в пустыне от зыбучих песков.
– Слава богам, он пришел в себя… – послышался чей-то голос.
Скосив глаза, юноша увидел немолодого лекаря с чашей дурно пахнущей жидкости в руках.
– Но все равно ему надо срочно принять лекарство. Чтоб закрепить успех лечения…
– Иди вон, отравитель! – прикрикнула на него дама. – И без твоей дряни мальчик в себя пришел.
– Я… нужно… – начал было Кар и тут же спохватился.
О чем он хочет говорить?
Ему привиделся в бреду кошмар, но теперь все закончилось, и его надо поскорее забыть.
– Ты болел, но теперь здоров, дитя мое, – сообщила хозяйка. – Боги услышали мои молитвы. Теперь, мой мальчик, все будет хорошо…
Кару почудилось, что в уголках ее глаз блеснула влага.
– Как тебя зовут, уважаемая… – спросил он, облизнув пересохшие губы.
