Мгновение – он уже встречал следующую пару – злобно визжащую негритянку с кистенем и неприметного испитого хмыря с двумя гладиусами.
Орландина, что-то почуяв, попыталась заблокировать черную шлюху, но та не обратила внимания на наемницу, сосредоточившись исключительно на Эомае.
Это ее погубило – скрамасакс вспорол ей брюхо, но оказалось роковым для рыцаря – тот не успел отбить кистень, вытаскивая меч из тела пьянчуги, который так и не понял, что умер. Обливающийся кровью Эомай опустился на землю, роняя меч.
– Шакалья задница! – только и сказала Орландина.
Против нее осталось двое – курносая ахайка, с примесью какой-то непонятной крови (уж больно косыми были ее глаза и широкими скулы).
И сама Кайла.
– Уйди, если жить не надоело! – прохрипела Орландина, обращаясь к ахайке.
Та стояла, скрестив руки на груди, и мерзко ухмылялась.
– Давай, Пенелопа, прикончи ее, – скомандовала воровка.
Воительница подняла меч.
Как бы там ни было, но уж с одной-то тварью из подворотни она справится. А потом как-нибудь уж отобьется и от Кайлы, и они вместе с сестрой, наконец, уберутся отсюда. А может, дай все боги и Святой Симаргл, и Эомай очухается.
Вот кривой узкий клинок в руках хищно ухмыляющейся ахайки соприкоснулся с ее мечом.
Раз, другой… И Орландина почуяла – дело плохо!
Пенелопа владела неизвестной ей системой боя, она была стремительна и безжалостна. Не давая девушке опомниться, чертовка наносила удар за ударом.
Меч блокировал меч – на это Орландины хватало, но вот отбивать резкие безжалостные удары ногами получалось плохо.
Потом она ухитрилась зацепить запястье противницы острием, и меч той улетел прочь. Амазонка позволила себе радостный возглас – и тут же раскаялась, ибо хлесткий удар в предплечье заставил и ее выпустить скрамасакс.
А в следующую секунду кулак Пенелопы ударил Орландину в висок. Лишь в последний миг она успела повернуть голову. Боль взорвалась в ее черепе, а ахайка снова бросилась в атаку, ударила прознатчицу обеими ногами в грудь.
Орландина услышала треск собственных ребер, но успела выбросить вперед руку с кинжалом.
Удар спиной о землю, дикая боль в груди…
Рядом с ней рухнула истекающая кровью Пенелопа.
Кайла дернулась было вперед, но замерла, встретив полный решимости взгляд Орланды.
Оценивающе изучила пиллум в ее ладони.
– Ух ты, какая храбрая… Вот что, подруга, если ты уберешься вон, то я гоняться за тобой не буду, – предложила Кайла. – Потом можешь прийти, забрать труп и похоронить как следует. Зачем тебе умирать просто так, за компанию с сеструхой? Сама подумай – я тебя хоть даже с этой щепкой, голыми руками порву… Ну, идет?
Орланда помотала головой.
– Ну, как знаешь, – выставив вперед руку с теса ком, двинулась к ней бандерша.
– Не подумай, что я на тебя зло держу… – цедила Кайла, раскачиваясь из стороны в сторону, чтобы сбить в прицел. – Но сама понимаешь… Твоя сестра мне здорово напакостила, знаешь, наверное?
Вот между ними десять шагов, восемь…
«Я не смогу попасть», – в отчаянии пронеслось в голове у бывшей послушницы.
«Сможешь! Ты такая же, как и я!» – словно наяву услышала она голос сестры.
Завизжав, словно совсем потеряв голову, Орланда кинулась на Кайлу. Та замерла, спокойно следя за оружием в руке противницы.
Вот она занесла над головой копье, метя ей в грудь, и Кайла привычно уклонилась влево, ибо люди бросают копья и ножи обычно вправо. Но дело было в том, что Орланда бросала дротик первый раз в жизни и рефлексы были не властны над ней.
– Кромов хрен тебе в глотку!!! – только и сумела выдохнуть Кайла, взирая на просадивший ей грудь пиллум…
А Орланда без сил рухнула на землю. Дальнейшее было как в тумане. Топот множества ног, голоса стражников, удивленные возгласы, стон Эомая…
Орландина пришла в себя…
Над ней склонился бородатый немолодой мужик. Сквозь багровую муть, застилающую взор, она различила знак десятника на груди кожаного панциря.
– Терпи, – произнес человек, – терпи, девочка. Уже скоро все кончится.
Потом пришла чудовищная боль, как будто в лицо плеснули диким огнем.
Языки пламени развернулись и поглотили окружающий мир, завертелись в бешеном хороводе.
Орландина зашлась в крике.
Когда затих крик – ее или чей-то чужой? – на нее нахлынула блаженная тьма, пролившаяся прохладной водой в горящее, сведенное судорогой горло…
Орланда была в ужасе и отчаянии.
Сказать по правде, если бы к ней явился самый настоящий черт с сообщением, что ее душа теперь будет гореть в аду до Страшного суда, неизвестно – были бы отчаяние и ужас более глубокими.
На ее руках умирали два человека – родная сестра и тот, кого она полюбила.
А проклятые стражи мало что таскались невесть где, пока их убивали, так еще и сперва не хотели помочь, говоря, что ее сестру и рыцаря надо везти прямо к могильщикам, мол, по дороге аккурат и помрут.
Лишь когда она ткнула в руку старшего пару денариев, вегилы унялись и согласились помочь.
Кто-то из них как раз вспомнил, что неподалеку живет великий целитель-чужеземец. И осторожно подняв безжизненные тела Эомая и Орландины на импровизированных носилках из форменных плащей, стражники заспешили в ту сторону.
Но когда они вошли в вестибюль странного круглого дома, когда навстречу им вышел хозяин – меднокожий горбоносый человек в уборе из птичьих перьев, Орланда, как ни была потрясена всем случившимся, опешила.
Это был не просто целитель, и даже не просто целитель-язычник. Нет, это был самый худший из возможных вариантов.
Перед ней был жрец-лекарь из Заморских королевств! (И откуда он здесь, в Танисе, взялся?)
Он наклонился над телами ее сестры и рыцаря.
– Им еще можно помочь… – сообщил сухо. – Но это будет стоить дорого. И тебе… и мне. Есть ли у тебя, чем заплатить?
Христианка молча вытащила из-за пазухи кошель и вытряхнула его содержимое на стол.
– Да, это хорошие деньги, – согласился жрец. – Но даже их может не хватить.
Она, не раздумывая, сунула руку за пазуху, и через несколько секунд на столе засверкали камни. Из тех, что достались сестрам в Сераписе.
– А если и этого не хватит, тогда я согласна заплатить… собой, – добавила девушка. – Только прошу, побыстрее начинайте лечить. Они же умирают.
Иноземец, кажется, всерьез удивился.
– Хорошо, можешь забрать камни, плату я возьму сам… Но, кроме платы, ты поклянешься… Поклянешься исполнить мою просьбу. Не сейчас, когда-нибудь.
