– Точно так, – поклонился пропретор. – Крестьяне жалуются на частые пропажи скота, под этим предлогом не платят налоги. Даже грешат на сатиров с нимфами.
Ливиец позволил себе саркастически усмехнуться. Ведь все просвещенные люди знали, что ни тех, ни других не существует, и это лишь темные земледельцы и пастухи могут верить подобным сказкам.
(«Запомни, сынок, – поучал маленького Ганнона его отец, отошедший от дел пират, приканчивая вторую бутыль вина, – все боги – дерьмо, кроме великого Дагона…» «Да и Дагон, по чести говоря, тоже дерьмо», – философски добавлял он после четвертой…)
– Ну, это ты уж совсем, приятель Ганнон, – изрек Наркисс, со смаком вгрызаясь в сочный ананас, привезенный ко двору из далекого Аунако. – Сам посуди, зачем это надо нимфам? Хотя, если подумать, козла тоже можно использовать…
– Ладно, подпишу, – прервал богохульные речи Птолемей Клавдий.
Довольный Ганнон исчез вместе с папирусом.
«Интересно, зачем это Ганнону и сколько он на этом заработает», – промелькнуло в голове у Потифара.
Появился императорский номенклатор.
– Благородная августа, жена императора и фараона, Клеопатра-Селена с сопровождающими!
– Вот, легка на помине, – фыркнул Наркисс.
И появилась Клеопатра во всем очаровании своих двадцати семи лет.
Третья жена августа, которой на момент бракосочетания было пятнадцать, в то время как ее божественному супругу – шестьдесят пять. По обыкновению, она без умолку болтала со своей компаньонкой Зенобией, царицей Пальмиры.
– Даже не убеждай меня, – говорила она наперснице. – Подумаешь, какая-то Сабина! Она шлюха! Актриска, переспавшая с половиной Александрии! Что с того, что у нее талия тонкая? С детства плясала и задом вертела – вот и сбросила лишний жир! У меня не хуже, если на то пошло!
Надо сказать, про себя государыня злилась еще больше, ибо понимала, что талия у нее как раз хуже, чем у Сабины. Кроме того, ненавистная актриса положила глаз на атлета Мемнона, на которого и сама Клеопатра имела виды.
«Не получишь ты его, потаскушка афинская! Мне он самой нужен», – твердила про себя императрица.
– Клеопатра, не позорься – возьми кинжал и зарежься! Не жди, пока дядюшка прикажет тебя казнить! – не отвечая на ее приветствие, взвизгнул Наркисс.
– Муж мой, – сдвинула брови августа, – уйми эту мартышку, или я когда-нибудь прикажу своим рабам скормить ее гиенам.
– В самом деле, Наркисс, ты… – Птолемей старчески закашлялся. – Ты уже совершенно забылся…
– Говорю, возьми кинжал и заколись! – выкрикнул шут. – Есть у тебя кинжал? Осирис и Вотан! Или уже и кинжала нет, все хахалям раздарила? Так я тебе свой одолжу. Кстати, тоже твой подарочек. Помнишь?
Двусмысленно усмехнувшись, он продемонстрировал владычице золотой кинжал в богато изукрашенных ножнах, извлеченный им откуда-то из складок своего жреческого одеяния.
У телохранителей вытянулись лица. Надо же, прошляпили! Недосмотрели. Вооруженный человек в личных государевых покоях. Оно, конечно, фараонов любимец, однако же…
Побледневшая и нервно кусающая губы Клеопатра вышла вон, даже не попрощавшись с супругом.
Тот с недоуменным сожалением посмотрел на Потифара, нахмурился, жестом руки прогнал Наркисса и объявил придворным, что хочет побыть один.
Откланявшись, жрец покинул императорские покои и спустился в сад.
Молодая императрица сидела на скамье под финиковой пальмой и ревела рассерженной медведицей, отгоняя хлопочущую вокруг нее Зенобию.
Потифар только вздохнул.
С точки зрения благополучия и процветания Империи, август поступал совершенно правильно, игнорируя похождения своей ветреной супруги: государству нужен был наследник.
Все верно…
За исключением разве что тщетности надежд престарелого монарха.
Как херихеб достоверно знал от жриц Великой Матери, Клеопатра была бесплодна.
Похоже, что боги окончательно отвернулись от династии Юлиев-Лагидов.
Нынешний Птолемей – последний, кто имеет хоть сколько-нибудь прямое отношение к потомкам Октавиана, Цезаря и Клеопатры Седьмой.
И то в последние триста пятьдесят лет, с легкой руки Афраниуса Великого, в ход шли уже троюродные племянники и даже двоюродные дядья по женской линии.
После смерти нынешнего августа, да пошлют ему все небесные и подземные боги жизнь, здоровье, силу, людей с божественной кровью не останется.
И что прикажете тогда делать?
Искать другую династию?
Но где найти столь же древний и пожалованный божественной благодатью царский род?
Разве что у ниппонцев император считается потомком солнечной богини Аматерасу. Есть, правда, еще, по достаточно достоверным сведениям, происходящие от высших существ владыки черных африканских королевств, но, опять же по достоверным сведениям, боги эти были совсем не благими.
Да нет, поправил он себя. В том-то и дело, что кандидат на престол уже есть, и хорошо известно, кто это.
Владыка Запада. Проконсул Галлии, Иберии, Британии, лучший меч Империи… Одним словом, Арторий Аврелиан Пендрагон.
Он грустно усмехнулся.
Нет, в общем-то, ничего против него он бы не имел. В конце концов, любой государь на троне лучше, чем никакого, а любая тирания лучше смуты (хотя бы тем, что твоя жизнь зависит от одного человека, а не от любого из тысяч и тысяч озверевших бандитов).
Но… Было одно но, заставлявшее сжиматься сердце в непонятной тревоге.
Да, Арторий не самый плохой или глупый человек – сидели на александрийском троне и похуже него.
При умных советниках и толковых военачальниках даже Наркисс справился бы…
Но в том-то и дело, что советников Арторий слушать не станет. Вернее, станет, но только одного. Мерланиуса.
Этот человек откровенно пугал Потифара, и из осторожных разговоров с коллегами из других храмов он узнал, что те тоже беспокоятся. Но что с ним можно сделать? Вызвать его на суд, да и лишить сана?
Но в чем его можно обвинить? Интриги? Но кто в них не замешан из высших жрецов? Магия? Но ею не запрещается заниматься, если только при этом не нарушаются законы. (Может, и знахарей с деревенскими заклинателями топить да жечь прикажете?) Интерес к нечисти? Так что с того. Вон, в храме Посейдона тритонов разводят!
Ничего, кроме слухов и сплетен…
Разве что поступить, как нередко поступали вельможи, когда кто-то особенно мешал – подбросить улики (например, письмо с угрозами императору), подкупить свидетелей…
Потифар покачал головой. Нет, это не для него. Да и решись он переступить свою жреческую совесть – судить-то Мерланиусам объявлять «извергом рода жреческого» придется Верховной коллегии в Мемфисе. А там подобное не пройдет – весь обман вылезет наружу. Договориться с жрецами?
