Автор знаменитых мемуаров Павел Судоплатов в это время находился на грани исключения из партии и ареста. Неожиданно в начале февраля 1939 года его вызвал к себе Лаврентий Берия, и они отправились на прием к Иосифу Сталину. Генсек провел среди чекистов довольно длинную политинформацию. В частности, он сказал:
В троцкистском движении нет важных политических фигур, кроме самого Троцкого. Если с Троцким будет покончено, угроза Коминтерну будет устранена. Троцкий должен быть устранен в течение года.
Новую группу боевиков поручалось возглавить имевшему опыт закордонной работы Судоплатову. Сталин сказал: «Докладывайте непосредственно товарищу Берии, и никому больше. Но помните, вся ответственность за выполнение этой акции лежит на вас».
Для руководства операцией на месте в Мексику был направлен опытный разведчик Наум Эйтингон, случайно выживший во время чисток. Вместе с Судоплатовым был разработан план оперативных мероприятий по делу «Утка», одобренный Сталиным в августе 1939-го. Судоплатов также съездил в Мексику для контроля на месте.
Первое покушение было предпринято 24 мая 1940 года двадцатью террористами, подъехавшими к вилле Троцкого на четырех автомашинах. Советские агенты выпустили около двухсот пуль, но ни Троцкого, ни его родственников даже не ранили. Берия был взбешен. Его и Судоплатова вызвали к Сталину на ближнюю дачу. Вождь, в отличие от Берии, не был в ярости и спокойно предложил продолжить операцию с теми же руководителями.
Внедренный в окружение Троцкого Рамон Меркадер понравился Льву Давыдовичу и стал регулярно бывать у него на вилле. 20 августа 1940 года он нанес бывшему председателю Реввоенсовета смертельное ранение широким концом спрятанного под плащом ледоруба. На следующий день Троцкий скончался.
24 августа в газете «Правда» вышла ликующая статья «Смерть международного шпиона». Согласно этой публикации, Советский Союз не имел к убийству никакого отношения, а погиб Троцкий в результате внутренних раздоров. «Правда» писала: «Покушавшийся назвал себя Жан Морган Вандендрайн и принадлежит к числу последователей и ближайших людей Троцкого». Участники операции были награждены орденами. Рамон Меркадер получил двадцать лет тюрьмы – максимальное наказание по мексиканским законам.
В целом, интенсивность репрессий при Берии в бытность его главой НКВД резко снизилась. Следствие 1953 года особое внимание уделяло судьбе маршала Василия Блюхера, замученного до смерти в Сухановской тюрьме, когда Берия еще был первым замом Ежова. Но совершенно очевидно, что Берия не имел никакого отношения к аресту и следствию, которое находилось в руках ежовцев. Судьба Блюхера была предопределена и так. Тотальная чистка Дальнего Востока и Особой Дальневосточной армии, несомненно, дала множество показаний на маршала от арестованных его подчиненных. Наконец, неудачная операция на озере Хасан в июле-августе 1938 года, взбесившая Сталина. По его мнению, операция вскрыла «огромные недостатки в состоянии Дальневосточного фронта». Блюхера среди прочего обвинили в том, что он «не сумел или не захотел по-настоящему реализовать очищение фронта от врагов народа».
В приказе народного комиссара обороны Союза ССР от 4 сентября 1938 года ясно слышатся сталинские интонации:
…Даже после получения указания от Правительства о прекращении возни со всякими комиссиями и расследованиями и о точном выполнении решений Советского правительства и приказов Наркома т. Блюхер не меняет своей пораженческой позиции и по-прежнему саботирует организацию вооруженного отпора японцам. Дело дошло до того, что 1 августа с.г. при разговоре по прямому проводу тт. Сталина, Молотова и Ворошилова с т. Блюхером т. Сталин вынужден был задать ему вопрос: «Скажите, т. Блюхер, честно, есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами. Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание, я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля…».
Этим приказом маршал Блюхер был отстранен от должности командующего войсками Дальневосточного Краснознаменного фронта, так что судьба его была предрешена без всякого участия Берии.
Важную роль играл Лаврентий Берия в хорошо изученной истории гибели Исаака Бабеля, Михаила Кольцова и Всеволода Мейерхольда. В отличие от Берии, Сталин уничтожал деятелей культуры очень выборочно, с оглядкой. Из писателей первого ряда кроме Исаака Бабеля репрессиям подвергся только Осип Мандельштам. Но и здесь не все так просто. «Детский» срок 5 лет могли, не разобравшись, навесить Мандельштаму сотрудники Калининского НКВД, чистившие область от социально-опасного элемента, к которому поэт по тогдашней логике, конечно, принадлежал. Ни Борис Пастернак, ни Анна Ахматова, ни Марина Цветаева, ни Михаил Булгаков, ни Михаил Зощенко, при всех гонениях, репрессиям не подверглись. Быть известным писателем в 1937 году выходило гораздо безопаснее, чем быть известным чекистом.
У писателей существовали две основные тактики поведения по отношению к советской власти: беззаветное служение или самоизоляция. Максим Горький, Алексей Толстой, Михаил Шолохов, Самуил Маршак, Валентин Катаев, Илья Сельвинский, Всеволод Иванов, Илья Эренбург избирались в президиумы, встречались со Сталиным, писали романы на «нужные» темы. Между тем Борис Пастернак зарабатывал на жизнь переводами, Анна Ахматова – пушкинистикой, Даниил Хармс и Николай Агнивцев – детскими стихами, Михаил Булгаков – написанием либретто и инсценировками классики, Евгений Шварц писал пьесы для детей.
Первые считали, что, максимально демонстрируя свою преданность советской власти, они гарантируют себе благополучие. Действительно, им давали сталинские премии, дачи в Переделкино, издавали собрания сочинений. Но близость к власти была и опасна. Среди тех, кого арестовали в 1937 году, – почти все вожди РАППа, скорее политические функционеры, нежели писатели.
Немало было и тех, кто, сотрудничая со сталинской властью формально, совершая обязательные ритуальные шаги, взамен на лояльность получали некую творческую свободу. Конечно, чем дальше, тем сложнее это становилось. Но, тем не менее, успешно в эти годы работали Юрий Тынянов, Вениамин Каверин, Аркадий Гайдар, Юрий Герман, Михаил Зощенко. А в еще более страшное для культуры послевоенное время писали Виктор Некрасов, Вера Панова, Ольга Берггольц. Для этих писателей определенная отдаленность от власти скорее гарантировала их безопасность, нежели наоборот.
Печальная судьба Исаака Бабеля, Всеволода Мейерхольда и Михаила Кольцова подробно описана их биографами. Как вспоминала жена Исаака Бабеля Антонина Пирожкова, 13 мая 1938 года писателю позвонил Александр Фадеев.
Как живете, Исаак Эммануилович? А «хозяин» вами интересуется. Просил меня позвонить вам. Не нужно ли чего? Может быть, вы хотите куда-нибудь поехать? Может быть, куда-нибудь вас откомандировать? Может быть, за границу съездите? А почему, интересуется хозяин, книг новых нет? Все ли у вас в порядке? Может быть, что-нибудь нужно? Так вы скажите.
Антонина Пирожкова вспоминала:
Когда Бабель повесил трубку, он сказал: «Не очень мне нравится этот звонок». Дважды я слышала нечто подобное от него: первый раз он сказал это свое «не нравится» по поводу назначения Берии.
