В дни процесса, 1–2 ноября 1937 года, в Сухуми под руководством Берии состоялись пленум Абхазского обкома партии и сессия ЦИК, на которых был пересмотрен организационный вопрос. Почти все абхазы были выведены (всего исключено – 26 человек) из состава обкома партии и ЦИКа Абхазии, а затем уничтожены. В ночь на 4 ноября 1937 года были расстреляны В. и М. Лакобы, М. Чалмаз, П. Сейсян, А. Энгелов, В. Ладария, С. Туркия, Д. Джергения, С. Эбжноу. Только в отношении одного человека, К. Иналипа, приговор был приведен в исполнение позже.
Лакобовский процесс не стал кульминацией репрессий в Абхазии – только их началом. Из документов, опубликованных Станиславом Лакобой, нам известно еще несколько групповых дел, которые не освещались в печати. И решение по ним принимало Особое совещание, так называемые «тройки».
В августе 1937 года был арестован второй по значимости человек Абхазии Алексей Агрба. Долгое время он работал в Азербайджане, занимал должность заместителя председателя ГПУ, как в свое время Л. Берия, с 1934 года – второй секретарь ЦК КП(б) Азербайджана (первым секретарем был старинный друг Берии – Мир Джафар Багиров). В январе 1936-го его перевели в родную Абхазию, где он занял формально главный пост в республике – стал первым секретарем Абхазского областного комитета КП(б) Грузии. Возможно, никак не связанного с местным руководством абхаза по национальности рассматривали как альтернативу Нестору Лакобе. Берия наверняка имел основания доверять человеку Багирова. Но логика Большого террора требовала уничтожения всех партийных работников, имевших устоявшиеся местные связи. Хотя Агрба не был человеком Лакобы, он принадлежал к гудаутским абхазам и имел здесь множество родственников, некоторые из которых занимали довольно высокие посты. Например Агрба Захар был известный партийный работник, секретарь Гудаутского райкома КП(б) Грузии, заместитель наркома просвещения, заворготделом ЦИК, перед арестом директор Абхазского государственного театра.
Алексей Агрба обвинялся в том, что создал «из абхазской интеллигенции контрреволюционную буржуазно-националистическую организацию, ставящую своей целью свержение советской власти и установление буржуазного капиталистического строя». Вместе с ним под нож попал второй ряд абхазского истэблишмента. Среди участников «организации» – В. Хишба, бывший замсекретаря Сухумского горкома КП Грузии, Д. Чагава, бывший нарком по просвещению, В. Гвалия, бывший нарком земледелия Абхазии, И. Вардания, бывший наркомюста, А. Сазонов – бывший зав ОРПО Абхазского обкома КП Грузии, Н. Случкой – бывший ответственный редактор газеты «Советская Абхазия» и др. Чтобы придать делу объем, Алексея Агрба связали со старым троцкистским оппозиционером Зосимой Кобахией. Поиск абхазских заговорщиков велся не только в республике. 13 марта 1938 года в Москве были расстреляны члены тамошнего абхазского землячества – Иван Аджба, Давид Чагава, Джото Ахуба, Нури Багапш.
Следствие в Абхазии отличалось особой жестокостью даже на фоне общего садизма, царившего в застенках НКВД Грузии. Террор здесь носил сравнительно более массовый характер, уничтожению подлежала практически вся национальная элита, требовалось в короткий срок выбить из невиновных людей, не понимавших часто, что происходит, признания. На Кавказе сильны родственные связи, предательство, по обычаю, смывается только кровью. Тут же приходилось давать показания на близких людей и, конечно, подследственные «раскалывались» не сразу. Для этого требовались нечеловеческие пытки.
Помимо абхазов и мегрелов в республике проживало множество национальностей, и по многим проводились так называемые специальные операции: «греческая», «эстонская», «немецкая», «турецкая» и т. д. Жертвой «персидской» операции стал отец знаменитого писателя Фазиля Искандера – Абдул Ибрагимович Искандер. Он был выслан из СССР в Иран в 1938 году в числе других граждан персидского происхождения.
Писатель Фазиль Искандер рассказал нам:
Я тогда был слишком мал, чтобы в этом разбираться. Но, по каким-то шепоткам, я чувствовал, что в моем окружении взрослым не нравится все, что делается. И потом взяли моего дядю, который, оказывается, учился с Берией в одном учебном заведении. И меня попросили, может, думали, что, читая письмо ребенка, он разжалобится – написать письмо Берии. Я, как сейчас помню, писал что-то вроде того, что «дорогой дядя Берия», но это уже писал в Москву, по-моему. «Вот мой дядя, такой-то с вами учился и так далее, я думаю, он ни в чем не виноват. Пожалуйста, узнайте все и отпустите его». Но, конечно, никакого воздействия мое письмо не могло иметь. И он погиб в лагерях. Помню его адрес последний – бухта Нагаева, Магадан. В общем, конечно, это невероятно страшное время было.
Участники съемочной группы с Фазилем Искандером
В той жестокости, с какой расправились со всей семьей Лакобы, я думаю, что, может, известную роль сыграло потрясающее мужество Сарии – жены Лакобы, потом вдовы, которая должна была на процессе выступить как свидетельница и сказать, что да, он был, кажется, турецким шпионом. Но она с этим не согласилась, несмотря на безумные формы, выпавшие на ее голову, такого жестокого и дурного отношения. Она всегда придерживалась того, что муж ее ни в чем не виноват, а все это клевета. В общем, ее пытками довели до того, что, говорят, она с ума сошла в тюрьме и уже в безумии умерла.
Когда уже начали людей арестовывать, расстреливать. Люди, как бы с подорванным сознанием, с подорванной душой, начали обращать внимание на нацию друг друга. На их разные нации, может быть, в поисках тех, кто в этом виноват. Я так думаю. Ну, это потом усиливалось, усиливалось. И усиливалось главным образом за счет жесткого давления со стороны тбилисского начальства. Они убрали всех негрузин, отогнали от власти. Посадили везде грузинов. Потом, в развитии этого националистического дела, закрыли абхазские школы, что было самым большим преступлением. Под видом того, что абхазский и грузинский язык – это одно и то же, это я помню. Я был маленький, но поражался. Ну, я абхазский знаю как родной язык, и грузинский чуть-чуть знал. Они ничего общего абсолютно не имеют. Это разные языки и с разным формальным развитием. Но это говорилось для того, чтобы оправдать вот эту беспощадную грузинизацию Абхазии.
Из всех материалов, рассказывающих о методах следствия в Абхазии, приведем некоторые документальные свидетельства.
Из письма бывшего секретаря Гудаутского РК КП Грузии В. М. Барциц наркому ВД Грузии Гоглидзе, сентябрь 1938 года:
Я, Барциц Виктор Мамсирович, был арестован органами НКВД, лично наркомом Пачулия и Абазовым, 4.IV.38 г. В ночь моего ареста, поговорив со мной, Пачулия и Абазов в течение 10–15 минут посадили в карцер без обуви и вещей, оставив на мне нижнюю рубашку, кальсоны и брюки. Находился в этом карцере 16 суток, т. е. до 20 апреля. Из карцера не выпускали, не разрешали руки мыть, только выносил парашу через 2–3 суток. 16 суток провел я в карцере, сидя и стоя, поскольку на цементе лежать было невозможно, как кормили – я не помню. От холода и одиночества у меня все смешалось в голове и, когда привели на допрос к Абазову и спустили в камеру, не знаю, о чем говорил.
