Лаврентий напоминает в своих письмах «дорогим товарищам», как спасал он их от гнева Сталина, как много и плодотворно они работали вместе. Берия кается в своей чрезмерной активности и просит сохранить ему жизнь. Лаврентий Павлович, как в грузинском застолье, каждому произносит отдельный красивый тост.
Маленкову:
У меня всегда была потребность с тобой посоветоваться, и всегда для дела получалось лучше. Я видел в лице тебя старшего, опытного партийного деятеля большого масштаба, талантливого, энергичного и неутомимого, прекрасного друга и товарища, я никогда не забуду твою роль в отношении меня в ряде случаев, и особенно когда хотели меня связать с событиями в Грузии. И когда не стало товарища Сталина, я, не задумываясь, назвал тебя, так же как и другие товарищи, Председателем Правительства, и что считал и считаю это единственно правильным.
Молотову:
Вячеслав Михайлович! У меня всегда было прекрасное ровное отношение к Вам. Я не раз говорил, тот, кто ссорит Молотова со Сталиным, тот совершает чудовищное преступление перед нашей Страной и нашей Партией.
Ворошилову:
Клемент Ефремович! С т. Маленковым Г. М. очень часто говорили между собой и другими товарищами о предложении т. Сталину назначить Вас председателем Президиума Верховного Совета, и только теперь было это проведено.
Хрущеву:
Никита Сергеевич! Мы всегда были большими друзьями, я всегда гордился тем, что ты прекрасный большевик и прекрасный товарищ, и я не раз тебе об этом говорил, когда удавалось об этом говорить, говорил и [товарищу Сталину]. Твоим отношением я всегда дорожил.
Булганину:
Никогда и нигде я тебе плохого не делал. Помогал честно и как мог, т. Маленков Г. М. и я не раз о тебе говорили Сталину, как о прекрасном товарище и большевике.
Кагановичу и Микояну:
Всегда видел с вашей стороны принципиальные отношения, помощь в работе и дружбу, я со своей стороны делал все, что мог.
Письмо Лаврентия Берии Георгию Маленкову
Письма зачитываются на заседаниях Политбюро, и Хрущеву есть о чем задуматься. Он понимает: такие речи грозят колебаниями и расколом среди соратников. Принимается решение отобрать у Берии письменные принадлежности. Хрущев форсирует события, заставляя всех присягнуть новому руководству и заклеймить бывшего министра внутренних дел.
Недели не прошло с того момента, как арестовали Берию, а 2 июля 1953 года в Кремле уже собирают пленум. Главный доклад делает недавний ближайший друг узника Георгий Маленков. Называется доклад «О преступной, антигосударственной, антипартийной деятельности Берии». Из самого названия доклада понятно, что пост замминистра последнему уже не светит и судьба его трагически предрешена.
Собственно материалов, которые бы изобличали эту антипартийную, а особенно антигосударственную деятельность, у выступавших нет. И поэтому они просто ругают Берию обидными словами. Кто-то говорит – он хамелеон. Другой – это мерзавец. Андреев назвал Берию контрреволюционным фашистским заговорщиком, просто обругал, но идею подхватили. Можно сказать, что обвинительное заключение рождается в Большом Кремлевском дворце еще до начала следственных действий.
После ареста Берии, как это водилось со времен Сталина, арестовали и всех его родственников. Жена Нина Теймуразовна и сын Серго полтора года сидели в Бутырках. У них добивались показаний на Лаврентия Павловича. И хотя Нина Теймуразовна прекрасно знала о преступлениях Берии, знала о том, что он ей не верен, она единственная из всех, кого допрашивали, единственная среди друзей, среди членов семьи не дала на него никаких компрометирующих показаний, кроме свидетельства о том, что в 1942 году Берия болел сифилисом и с тех пор они не жили как муж и жена. Она повторяла, что не верит, чтобы он мог совершить какое-либо преступление.
В бункере штаба Московского военного округа не было специальных тюремных помещений, для содержания Берии приспособили одну из комнат бункера. Принесли сюда армейскую постель, тумбочку, стол, стул, письменные принадлежности, которые потом убрали, посуду. Единственный человек, с которым он общался, – майор Хижняк. Он был ему и официантом, и парикмахером, и ординарцем, и собеседником. И Берия жаловался Хижняку на то, что следствие не интересует истина, на то, что суд наверняка будет несправедливым, просил передать весточку на волю, впадал в отчаяние и, в конце концов, написал на стене: «Они хотят меня убить».
Наша съемочная группа побывала в штабе Московского военного округа на Софийской набережной. В центре огромного четырехугольного двора – покрытый травой холм. Это и есть тот самый бункер, в котором почти полгода содержался Лаврентий Берия. За железной дверью бетонная лестница, уводящая нас глубоко под землю. Снова железные двери, коридор, ведущий к комнате без окон, в которой содержался Берия. Там сейчас военные постарались воссоздать обстановку бериевской темницы. Солдатская железная кровать, деревянный табурет, тумбочка, кружка. Такой своеобразный музей Лаврентия Берии. Других, впрочем, не существует.
С июля по октябрь 1953 года почти каждый день из бункера под конвоем выводят Лаврентия Берию. Его ведут в здание штаба на второй этаж, где его допрашивают. В штабе, конечно, догадываются о том, что за узник сидит в бункере. Хотя окна первого этажа специально замазаны краской, в ней делают дырочки, для того чтобы посмотреть на страшного Берию. Следствие продолжается до осени. Допросы ведет генеральный прокурор СССР Роман Руденко. Он – креатура Хрущева, а с Берией у него отношения особые. В 1937–1938 годах он, будучи прокурором на Донбассе и входя в «тройку» по Сталинской (ныне Донецкой) области, осудил десятки тысяч невинных людей. В 1940 году, «за нарушения социалистической законности» во время Большого террора Руденко был снят по представлению Берии с поста прокурора Сталинской области и отправлен в Москву на курсы. На весь мир Руденко прославился тем, что представлял СССР на Нюрнбергском процессе. Гораздо менее известна его роль в судопроизводстве над руководством польского подполья, которое было предательски вывезено с родины и осуждено в Москве на казни или длительные тюремные сроки.
Одновременно с Лаврентием Берией арестовано несколько десятков его бывших сослуживцев. Все они дают обширные показания против шефа, именно на этих показаниях строится тактика следствия. Благодаря Лаврентию Павловичу в стране были отменены пытки – возможно, это спасло его самого от мучений.
В поединке со следователями прокуратуры на допросах Берия вел себя стойко, последовательно и мужественно. Бóльшую часть обвинений он отметал. Шпионаж в пользу мусаватистской и британской разведки он отрицал решительно, а никакой серьезной доказательной базы обвинение не нашло. Что касается нарушений социалистической законности, применения пыток, убийств, Берия ссылался на приказы Сталина. Для всей руководящей верхушки эта тема была слишком скользкой, потому что Сталин сумел так или иначе связать круговой порукой все партийное руководство. Каждый на партийном олимпе принимал участие в репрессиях.
