У опального Молотова в 1949 году была арестована жена Полина Жемчужина. Переводчик Сталина Валентин Бережков пишет:
Молотов рассказывал, что, когда встречал в кремлевском коридоре Берию, тот, поравнявшись, шептал ему на ухо: «Полина еще жива»…
В том, что отец его мог организовать убийство вождя, фактически признавался Серго Берия:
В 1952 году мой отец уже понимал, что терять ему нечего… Мой отец не был ни трусом, ни бараном, послушно идущим на бойню. Я не исключаю, что он мог что-то замышлять… Для этого в органах у него всегда были свои люди… Кроме того, у него была своя разведывательная служба, которая не зависела ни от какой существующей структуры.
Именно Берия велел охране не беспокоиться, когда она обнаружила неподвижного и беспомощного Сталина на полу кунцевской дачи. Такое впечатление, что он изначально знал, что конец близок, по крайней мере ему было трудно скрыть радость от того, что вождь умирает.
Хрущев вспоминал:
Как только Сталин свалился, Берия в открытую стал пылать злобой против него. И ругал его, и издевался над ним. Просто невозможно было его слушать! Интересно, впрочем, что, как только Сталин пришел в чувство и дал понять, что может выздороветь, Берия бросился к нему, встал на колени, схватил его руку и начал ее целовать. Когда же Сталин опять потерял сознание и закрыл глаза, Берия поднялся на ноги и плюнул на пол.
Об этом свидетельствует и Светлана Аллилуева:
Только один человек вел себя почти неприлично – это был Берия. Он был возбужден до крайности, лицо его, и без того отвратительное, то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были – честолюбие, жестокость, хитрость, власть, власть… Он так старался, в этот ответственный момент, как бы не перехитрить и как бы не недохитрить! И это было написано на его лбу. Он подходил к постели и подолгу всматривался в лицо больного – отец иногда открывал глаза, но, по-видимому, это было без сознания, или в затуманенном сознании. Берия глядел тогда, впиваясь в эти затуманенные глаза; он желал и тут быть «самым верным, самым преданным» – каковым он изо всех сил старался казаться отцу и в чем, к сожалению, слишком долго преуспевал… А когда все было кончено, он первым выскочил в коридор и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слышен его громкий голос, не скрывавший торжества: «Хрусталев! Машину!».
Эта фраза – как бы рубеж, отделяющая одно время от другого. Хрусталев, это начальник охраны Сталина, он Берии не подчиняется. И, отдавая приказание, Берия показывает, кто в доме хозяин. «Хрусталев, машину!» – это как слова Палена, сказанные Александру I после убийства его отца Павла: «Ваше Величество, довольно ребячиться, идите царствовать», или как фраза матроса Железняка Учредительному собранию: «Караул устал – хочет спать». Началась другая эпоха, эпоха Берии.
Георгий Жуков видел Лаврентия Берию на Пленуме ЦК, который происходил во время агонии Иосифа Сталина:
При внимательном наблюдении, хотя его глаза и были прикрыты очками, все же в них можно было рассмотреть хищность и холодную жестокость. Всем своим видом и развязанностью он, видимо, старался подчеркнуть и дать понять: хватит, мол, сталинских порядков, натерпелись при Сталине, теперь у нас все будет по-иному.
После смерти Сталина Берия испытывал чувство эйфории. Вот что писал уже подследственный Всеволод Меркулов Никите Хрущеву в сентябре 1953 года:
Накануне похорон товарища Сталина Берия неожиданно позвонил мне на квартиру (что он не делал уже лет восемь), расспросил о здоровье и просил приехать к нему в Кремль. У него в кабинете я нашел Мамулова, Людвигова, Ордынцева, позже пришел т. Поспелов. Оказывается, надо было принять участие в редактировании уже подготовленной речи Берии на похоронах товарища Сталина. Во время нашей общей работы над речью, что продолжалось часов 8, я обратил внимание на настроение Берии. Берия был весел, шутил и смеялся, казался окрыленным чем-то.
Ну, а вскоре Лаврентий Павлович откровенно признался, что это именно он организовал убийство Иосифа Сталина. Вячеслав Молотов дважды рассказывал об этом поэту Феликсу Чуеву, а потом повторил то же самое публицисту Владимиру Карпову:
1 мая 1953 года Берия на трибуне Мавзолея очень значительно сказал мне, но так, чтобы слышали стоявшие рядом Хрущев и Маленков: «Я всех вас спас… Я убрал его очень вовремя».
В обоих случаях – убийство или неоказание помощи – кто-то из четырех последних посетителей Сталина должен был взять на себя инициативу. Подробности биографий всех четырех персонажей – Берии, Хрущева, Маленкова, Булганина – хорошо известны.
Булганин был слабым, ведомым человеком, считался сначала сталинским, затем хрущевским холуем. В Министерстве обороны у него не было настоящей поддержки, боевые генералы и маршалы Николая Булганина откровенно презирали.
Георгий Маленков, человек влиятельный, наследник Сталина «первой очереди», долгие годы руководил партийным аппаратом, ему обязаны были своей карьерой многие чиновники, в частности тогдашний министр госбезопасности С. Д. Игнатьев. Именно Маленков мог сыграть решающую роль в падении последней стены, охранявшей Сталина, – аресте лично преданных вождю Поскребышева и Власика. Однако все, что вспоминали о Маленкове его товарищи по ЦК, свидетельствует – Георгий Максимилианович был несамостоятельным человеком и вряд ли мог стать инициатором убийства Сталина. Вспомним, как легко и непринужденно в 1955-м, а после в 1957 году с Маленковым «разобрался» его бывший друг Никита Хрущев.
Современным сталинистам, которые много пишут о Берии, не хотелось бы видеть его руководителем заговора против «отца и учителя». Поэтому они выдвигают на первый план Никиту Хрущева – ревизиониста и разоблачителя Сталина. Никита Сергеевич действительно отличался коварством и отвагой. Недаром через год после смерти Сталина он фактически стал руководителем СССР. С личными отношениями он в политике не считался и был абсолютно безжалостным – расправился почти со всеми своими союзниками: Берией, Маленковым, Молотовым, Ворошиловым, Кагановичем, Жуковым. Думается, однако, что в устранении Сталина Хрущев мог играть только вторую скрипку. У него, недавно появившегося после большого перерыва в Москве, не было в столице достаточно своих кадров, чтобы действовать самостоятельно.
Реконструировать заговор против Сталина легче всего по аналогии заговора против Берии, детали которого нам известны. Инициатором и движителем здесь явился Хрущев, который заручился сначала поддержкой Молотова, а затем – Маленкова. Остальные руководители страны, видя силу противников Берии, к ним присоединились. Вероятнее всего и в случае со Сталиным заговорщики действовали по подобному сценарию. Только роль Хрущева сыграл тогда Берия.
Несмотря на то, что с 1946 года Лаврентий Павлович не имел прямых связей с правоохранительными органами, у него оставалось огромное количество близких знакомых и бывших подчиненных и в МГБ, и в МВД. Первым заместителем министра госбезопасности служил Сергей Гоглидзе, в Первом главном управлении с Берией работал генерал-лейтенант НКВД Павел Мешик, руководителем активных операций был Павел Судоплатов, заместитель министра внутренних дел – Степан Мамулов, замминистра МВД по войскам – Иван Масленников, начальник управления МГБ Куйбышевской области – Михаил Гвишиани. Посты не самые высокие, но достаточные для того, чтобы получить квалифицированную помощь в области токсикологии и чтобы найти своих людей в охране Сталина.
