Вот теперь думай.
– Они здесь сядут?
– Там, наверное. – Он показал на полянку перед воротами. – Они уже как-то прилетали.
Хорошо, что он сообразил: нет смысла изображать героя, его ответы многого не изменят. Зато я его не убью, наверное. И он, опять же наверное, это понимает.
И что теперь? Они ведь все равно не отвернут назад, так? Не должны. Как далеко мы успеем уйти? Как много времени пройдет до того, как они высадят десанты на всех маршрутах отхода?
Их не должно быть много, потому что Том должен взять нас сам. Так они договорились. За награду, наверняка. Пообещали ему ящик сигар, вот он и повелся на геройство. А мы – цели особой важности, нас тоже лишний раз, как мне кажется, светить не захотят. Так что прилетит минимум.
– Пошли, – сказал я Тому, поднимая его за воротник. – Поговоришь с ними. Настя, – перешел я на русский, – экипируйся, вооружайся. – Рюкзаки подтащи к двери. Нам сейчас придется повоевать.
Том проблем не доставил. Поговорил с вертолетом, сказал, что мы упакованы. На что получил сообщение, что они будут через десять минут. Сказано было довольным голосом. Ну-ну.
Я связал охотнику еще и ноги и заткнул рот, обмотав засунутую туда тряпку липкой лентой. Хозяйской, она прямо на столе лежала. Затем выволок его из трейлера, затащил за него и привязал к какой-то скобе, торчащей из рамы. Не надо, чтобы он у себя дома до чего-то там дотянулся, пусть тут пока лежит.
А звук вертолета уже слышен. Пока еще далеко, но сейчас будет близко. Совсем близко. И как-то глухо звучит все, как сквозь вату… и в голове словно бормотание какое-то, и Настя все время трет лицо руками, словно пытаясь избавиться от сонливости. Что это еще за напасть? Что еще на нашу голову?
Выбежали из ворот, кинулись к кустам. Тут есть где укрыться, если вертолет сядет здесь, то до него не больше восьмидесяти метров будет, вообще не дистанция.
Упал, выкрутил прицел на полтора, приложился. Потом, спохватившись, навинтил «банку», а Настя, глянув на меня, повторила то же самое. Пусть так, сразу не обнаружат.
А звук винтов совсем близко, идут медленно. И вот показался из-за верхушек деревьев… нет, это не те «блэкхоки», что гонялись за нами, это гражданский вертолет… точней, даже вовсе не гражданский, это черный с золотой полосой, Департамент безопасности отечества, это его цвета. Где Пикетт служит.
Это не он сюда прилетел?
Дать сесть этому вертолету… и ничего не повредить… потому что это «Белл-412», то есть вертолет, который я умею водить. Не ас, но умею.
– Даем им выйти, – проговорил я в рацию. – Без моей команды не стреляй. Стрелков у них нет, так что начинай с тех, кто справа. Я начну с левых.
Сколько их будет? У меня патроны штатные, пули с сердечником, от них только самый продвинутый военный жилет защитит, все, что легче, они с этой дистанции прошьют как бумагу.
Черт, буквально круги перед глазами… да что это, мать его? А?
«Белл» завис и затем решительно пошел к земле. Сбросил скорость снижения почти в самом низу, замер, почти касаясь травы полозьями, затем снова вниз, последнее чуть-чуть, и тут же сдвинулась дверь в борту с нашей стороны и из салона выпрыгнули трое, все не в форме, а в «контракторском», то есть карго-брюки, черные рубашки, кепи-бейсболки. У двоих короткие автоматы М18, какой у меня был в Гарден-Сити, у третьего пистолет в кобуре. В кабине только пилот.
– Настя, заднего идущего, затем второго. По моей команде…
А я пилота, он даже стекло опустил, воздухом дышит. В башню.
И Пикетта нет, к счастью, как камень с души. Нет Пикетта. Не уверен, что смог бы в него выстрелить. Он хороший человек и всегда бы порядочен со мной, не хочу. А этих я не знаю.
Яркую точку перекрестья на голову в шлеме.
А у самого в голове как барабаны бьют.
А потом земля подо мной ходуном. И темнота. И словно в центре урагана, торнадо, все сметающего смерча – и при этом ни ветерка, ни шевеления, только дикий, жуткий, невероятный страх, наваливающийся отовсюду, чудовищная мощь, жуть, смерть, и душа твоя словно перетирается между великими черными жерновами, стираемая в пыль и скользкое пятно.
Жуткая головная боль, я сжал виски руками, стараясь не дать раздувающемуся мозгу разорвать голову, а хор миллиарда сумасшедших орал под сводом черепа, ликуя и издеваясь.
Нет ничего вокруг. Вообще ничего, только абсолютная, полная Тьма.
Тьма.
Вечная Тьма.
Не знаю, сколько я лежал. Или не лежал. Был ли в сознании, был ли вообще жив – меня просто не было, не существовало, я отсутствовал. Я обнаружил себя лежащим, когда вернулся. Лежащим на боку, на лесной подстилке, от которой слегка пахло прелой листвой.
Настя!
Настя здесь, она уже сидит с ошалевшим видом, оглядываясь по сторонам.
Что здесь? Да все что и раньше. Вон черный вертолет с золотой полосой во весь борт.
А противник?
Карабин никуда не делся, лежал рядом. Но вот стрелять в кого?
Пилота нет. Людей у вертолета тоже нет, сдвижная дверь открыта.
Ушли?
И не заметили нас?
И их этим не накрыло? Так не может быть.
А как может? Какие-нибудь идеи на этот счет?
Перед глазами все плывет, в ушах звон, но… но вот не так, как было до этого. Что-то изменилось. Какое-то смутное подозрение в глубине сознания. Даже не могу понять насчет чего, но оно есть, копошится червячком.
– Прикрой, – сказал я, поднимаясь на ноги.
Встал – и чуть не свалился. Закружилась голова, повело в сторону. Так бывает, когда долго на корточках сидишь и вдруг резко вскакиваешь. Лицо онемевшее, рук почти не чувствую.
И вот почему-то мне кажется, что прикрывать меня даже не требуется. И несмотря на состояние – ясность в голове удивительная. И куда делись эти миллионы бормочущих обезьян? И нет того ощущения надвигающейся жуткой бури, что чувствовал я совсем недавно… потому что буря прошла. Уже прошла. Это она и была. А сейчас я как человек, которому вдруг стало легче после тяжелой болезни. Как мне тогда, в Боулдере, после того как я отлежался в заброшенном доме и вышел в первый раз на свежий воздух.
Вот вертолет. Дверь закрыта, на соседнем с пилотским сиденье лежат наушники с микрофоном, но в кабине никого нет. И следов никаких. Я хоть успел выстрелить? Не помню, не помню… Не успел, кажется.
Так… а вот же следы на траве, она даже распрямиться не успела. Вот же где шли эти трое… от вертолетной двери и дальше, в сторону ворот… и вот именно там дальше следов нет. Совсем. Просто тянется след и прерывается, словно тот, кто шел, вдруг взлетел и исчез.
Я присел в конце следа, разгладил траву рукой. Ну вот, вдавленные в грунт травинки, след совсем свежий, минутной давности буквально. И все. Был и нету. Как хочешь, так и понимай. Хоть мне и кажется, что я все же понимаю.
