Разговоры с Шанем и Торфу помогли Тоби понять, как сильно пострадало Дерево за время его отсутствия. Джо Мич и Лео Блю, хоть и не были друзьями, действовали заодно. Они ненавидели друг друга по мелочам, зато умели договариваться, когда речь шла об общих проблемах.
Лео был совершенно не против, что Джо Мич гонит на каторжные работы Облезлых. А Мич без устали ловил Облезлых, заставляя их углублять его котловину.
Режим устрашения, царивший на Дереве, устраивал Лео Блю: все восстания и мятежи были подавлены, и он не опасался сопротивления. Джо Мич, в свою очередь, рассчитывал воспользоваться мозгами Лео и усовершенствовать методы дальнейшего разрушения Дерева.
Согласие двух хозяев было сродни союзу носорога с птичкой, что склевывает с его спины паразитов.
Но как только Шань и Торфу рассказали Тоби о бедах Дерева, они тут же пожалели о своей откровенности. Шань махнул рукой, словно гоня от себя все сказанное, и оба стали повторять:
— Да уж, ходят такие слухи, но нам-то какое дело? У нас своих забот хватает. Семья, друзья, работа — только успевай вертеться.
— Мой сын, — сказал Шань со смехом, — даже не подозревает о существовании Джо Мича. Знает только злобного тараканища из сказок, которые я ему рассказываю.
— Будем заботиться о ближних, — подхватил Торфу. — Если каждый из нас осчастливит двадцать знакомых, Дерево станет раем.
Тоби показалось, что он слышит голос Нильса Амена: «Я забочусь о тех, кто со мной рядом». Ничего не скажешь, хорошее правило. Но что делать тем, о ком некому позаботиться?
И вот Тоби впервые вернулся после рабочей недели в убежище Ольмеков, и нашел семью сияющей от радости. Наступала ночь. Ночь тридцать первого декабря.
Огоньки, обрамляющие дверь, вызвали у Тоби воспоминания о давней традиции праздновать приход Нового года. Как же он мог забыть об этом веселом и трогательном празднике? И сейчас, старательно стряхивая с себя снег, он чувствовал щемящую радость.
На равнине праздники были редкостью. И никогда не зависели от календаря. Изредка вспыхивали они маленькими светлячками среди будней. Можно было услышать восклицание «Что за праздник!», и девушка погружала лицо в каплю утренней росы. Травяное Племя не знало ни гирлянд, ни серпантина. И Тоби порой тосковал о праздничных обрядах, нарядных платьях и поцелуях ровно в полночь.
Он отворил дверь… За столом сидело десять человек.
Когда Тоби увидел семью Ассельдор в полном составе, старых и молодых Ольмеков, маленькую Снежинку, вдохнул запах жаркого и восковых свечей, ему показалось, что время пошло вспять… Встреча получилась молчаливой: слишком глубоки были чувства.
На Дереве появился островок настоящего счастья.
В глубине лесов среди лишайников семья ожила и вновь набиралась сил.
Мая не изменилась. Разве что ее рыжие волосы немного потемнели. Тоби поцеловал ее и заметил, что она осунулась, но осталась такой же скуластой. Мило сохранял серьезность старшего. Папа и мама Ассельдор держались по-прежнему прямо, но морщинок, которые разбегались от их улыбок, стало гораздо больше.
Мано… Обнимая Мано, Тоби почувствовал, что жизнь его не пощадила. Он стал хрупким, словно капля, замерзшая на кончике ветки. Чтобы его сокрушить, хватило бы взмаха крыла божьей коровки.
— Я так часто вспоминал Тебя, Тоби Лолнесс, — тихо сказал ему Мано.
Тоби занял свое место за столом. Все касались друг друга плечами. Ощущали чудесное тепло. В камине на вертеле жарилась аппетитная муха, фаршированная свежим орехом. На столе стояла ореховая настойка, и ее аромат напомнил Тоби о тех временах в Онессе, когда они вместе с отцом лежали вечерами на крыше и слушали шелест Дерева.
Маленькая Снежинка была очень горда собой. Подумать только! Столько людей угощается ее орехом! Она набила карманы калеными ореховыми крошками, с ног до головы замаслилась и была похожа на румяный оладышек. Снежинка сидела на подоконнике и с видом хозяйки любовалась праздником.
Когда подали сладкий пирог, Лекс наклонился к Тоби и сказал ему на ухо:
— Сегодня днем заходил господин Амен. Хотел с тобой поговорить.
Тоби тут же вскочил из-за стола. Вся семья пожелала ему вслед счастливого Нового года.
В новом году всегда ждешь чего-то необыкновенного…
Тоби добрался до домика-насеста Нильса поздней ночью. Он уже был готов открыть дверь и войти, как услышал внутри громкий раскатистый голос. Сделал шаг в сторону и притаился за углом.
— Где был, сынок?
— Путешествовал.
— Тебя видели в Серых Мхах, на подступах к Вершине.
— За мной следят? — осведомился Нильс. Было слышно, что он говорит это с улыбкой.
Недолгое молчание, и новый вопрос:
— Неужели не празднуешь сегодня?
— Нет. Я привез с Верхних Ветвей новые сведения, мне нужно поработать над большой картой лесов. А ты, папа?
— Ты много работаешь, сынок.
— А ты? Ты будешь праздновать?
— Обязательно, — отозвался Норц Амен. — Меня пригласили высотники.
— Шань?
— Да, Шань с зятем. Может, и ты придешь?
— Я работаю. Поздравь их от меня:
— У Шаня есть незамужняя сестричка, — сообщил Норц.
— Неужели?
— Мне кажется, она тебе понравится. Почему бы тебе иногда к ним не заглядывать?
Тоби услышал какую-то возню: похоже, отец с сыном хлопали друг друга по плечу и обнимались.
— Поцелуй за меня сестру Шаня, папа.
— С большим удовольствием, — раскатисто рассмеялся Норц.
Пол заскрипел. Норц Амен заговорил с порога:
— Я горжусь тобой, Нильс. Иной раз я думаю об Эле Блю, отце нашего второго безумца. Будь он жив, не знаю, что бы он сказал о сыне. А я своим сыном горжусь!
— Останься отец Блю в живых, сын не стал бы тем, чем он стал.
— Стань мой сын предателем, я бы его не пощадил, — прогудел Норц.
Норц вышел за дверь, и Тоби увидел на лестнице его необъятную тень. Норц Амен был таким грузным, что получил прозвище Былиночка. Лестница скрипела от каждого его шага.
Соскочив на землю, Норц громко позвал сына. Нильс высунулся в окно.
— Почему ты поселился так высоко, сынок? Может, построишь настоящий дом в коре? Какая девушка станет лазить на твой насест? Ты об этом подумал? В юбках и на каблуках по лестницам не карабкаются!
— Я не гонюсь за легким счастьем, — ответил Нильс.
Отец пробурчал что-то в адрес сына, а на прощание ласково назвал его «дурошлепом».
