Что касается вечерней школы, Мич поставил два условия: никакой писанины и никаких Облезлых. Первое условие не удивило Сима: писать на Дереве запретили уже давно. Было решено, что устной речи и рисунков более чем достаточно, чтобы выразить любые, даже самые сложные вещи.
Но второе условие Мича стоило профессору нескольких бессонных ночей. В той же котловине, но за загородкой со стражниками, трудились десятки Облезлых. Сима очень беспокоила их участь. Задумав вечернюю школу, он хотел обучать и этих пленников.
В конце концов профессор принял оба условия. Изменить пристрастия Джо Мича было так же трудно, как заставить жевать его вместо окурка соломинку.
Сим разыскал помещение, которое счел подходящим для школы, — барак, где когда-то размещалась охрана долгоносиков. Котловина настолько увеличилась, что домишко теперь висел над ней, словно над пропастью. Его совсем забросили, но он все еще стоял, возвышаясь над уходящей в глубину огромной дырой.
Прошло всего несколько дней, и школа заработала. В ней преподавалось двадцать предметов. Семнадцать из них вел Сим. Остальные разделили между собой несколько старичков-ученых.
В этот вечер Сим Лолнесс читал лекцию под названием «У божьих коровок нет мусорных ведер».
Кафедрой Симу служил большой ящик. Рядом с ним стоял славный Плюм Торнетт, который когда-то на Нижних Ветвях ухаживал за личинками, а теперь стал ассистентом профессора. Он относился к своим обязанностям очень ответственно: старательно вытирал большую доску, на которой профессор рисовал, помогал ему проводить опыты. Немой Плюм был самым молодым в этом ученом собрании. А не говорил он уже лет пятнадцать.
«У божьих коровок нет мусорных ведер». Этим Сим Лолнесс хотел сообщить аудитории, что в природе не существует отходов. Лекция была понятна и увлекательна. Даже Зеф Кларак, позабыв, что был когда-то лентяем, слушал ее с большим вниманием. Когда Сим попросил подвести итог и сделать вывод, Зеф поднял руку.
— Если я правильно понял, — начал он, — мусорными ведрами служат паразиты.
Услышав слово «паразиты», Сим Лолнесс пришел в ярость.
— Паразиты, ничтожества… Я не желаю слышать подобных слов в нашем обществе, господин Кларак! Все на свете полезны и все друг от друга зависят.
И закончил своей знаменитой фразой:
— Паразитов не существует!
Впервые Сим Лолнесс высказал эту идею на процессе века, когда защищал Нино и Тесс Аламала.
Старшему поколению учеников все было ясно. Профессор намекал на душераздирающую историю семьи Аламала, которых часто упрекали за паразитический образ жизни. Нино был художником, а его жена — танцовщицей на канате. Какая, спрашивается, от них польза?
Дело кончилось настоящей трагедией. В глубине души профессор был убежден, что мужа и жену довели до смерти именно эти обвинения.
У Сима Лолнесса были глубоко личные причины, по которым история Аламала была ему небезразлична. Он вздохнул и обеспокоенно посмотрел направо.
Майя!
Майя Лолнесс сидела на табурете в углу комнаты и вязала. В платочке на голове и такой же бурой робе, как у всех. Она сидела очень прямо, и слишком широкие рукава напоминали надкрылья. На Майе даже тюремная одежда выглядела нарядом от лучшего портного.
Майя не особенно вслушивалась в слова мужа. Все, что он говорил, знала чуть ли не наизусть. Она ждала лекций по истории, которые читал старенький Ролден. Время от времени Майя оставляла вязанье и вглядывалась в лица ученых, превращенных в рабов одним толстым идиотом. Самой большой бедой для них был ежедневный труд на погибель Дерева, которому все они до этого преданно служили.
Вечерняя школа вселяла надежду и возвращала им достоинство.
Долгими серыми днями Майя думала о Тоби. Она вспоминала его в два года, в их первом доме на Вершине. То и дело ей мерещился топот детских ножек по коридору, и она каждую секунду ждала, что отворится дверь и Тоби войдет.
В те времена она любила повторять: «Мир принадлежит детям». Теперь она точно знала, что мир принадлежит вовсе не им. Ее сына этот мир выжил и уничтожил. Но Майя Лолнесс решила жить. Они с Симом решили: «Будем жить за троих». Жизнь для них стала еще драгоценней. Ее нужно было сберечь.
Майя не разбивала, как все, древесину заступом. Сим обеспечил ее работой полегче: она вязала носки для охраны. На вид носки выглядели очень теплыми, но Майя изобрела вязку «сквознячок», которая пропускала холод и влагу, но задерживала пот. В ее носках ноги у охранников всегда мерзли и пахли плесневелым сыром.
Подобную работу узники прозвали «саботажем» после того, как и Лу Танн, старый сапожник, стал изготовлять сабо с гвоздями внутри для прислужников Джо Мича.
Сим прохаживался между рядами. Он остановился перед Зефом и произнес:
— Я ошибся, нужно было сказать: мы все паразиты, господин Кларак.
Зеф улыбнулся. Его редкостное безобразие никуда не делось, зато шарма и юмора прибавилось.
— Когда понимаешь, в каком состоянии находится наше Дерево, — продолжал Сим, — осознаешь всю полноту своей ответственности. Разрастание лишайников, уменьшение от весны к весне количества листьев, исчезновение пчел — все это очень тревожные симптомы. Да, Зеф, скорее всего, мы и есть те самые паразиты, которых ты имел в виду. В былые времена я говорил сыну…
Сим замолчал, губы у него дрогнули. Спицы Майи задвигались медленнее.
— Однажды… я сказал сыну, — голос Сима звучал как-то особенно сиротливо, — что мое самое прекрасное открытие касается осенних листьев. Они падают не сами по себе — их выталкивает почка будущего листа. Выталкивает новая жизнь. Жизнь! А теперь, дорогие коллеги, листья падают, но вместо них новые не вырастают.
Голос профессора дрогнул: он знал, что говорит и о собственной жизни. Та почка, которая должна была раскрыться после них, почка, исполненная жизни и надежд, которая должна была их вытолкнуть, больше не существовала. Их сын Тоби исчез.
По галерее, что окружала помещение школы, ходили два стражника. Встречались и расходились вновь, делая круг. В окно их было хорошо видно.
— Простите, — сказал профессор, беря из рук Плюма стакан с водой. — Я задержу вас еще на минутку.
В царившей в классе тишине послышалось два негромких удара — стучали в ящик, служивший профессору кафедрой.
Зеф Кларак взглянул на окно, соскользнул со стула и на четвереньках — под столами, через сидящих коллег — пополз к кафедре.
Очень странное зрелище, согласитесь!
Но все сделали вид, будто ничего не происходит.
— Есть вопросы? — негромко осведомился Сим.
Зеф Кларак добрался на четвереньках до ящика. Стражник, прошедший мимо окна, ничего не заметил.
