Посвящается Элизе и ее маме
Часть первая
Сгибаются тонкие ветки
Под ногами девочки жизни.
Федерико Гарсиа Лорка. «Пленница»
[1]
1
С обрубленными крыльями
Если бы глупость имела вес, ветка под майором Кроло наверняка бы обломилась. Он сидел, свесив ноги в пустоту, и посылал стрелы в черную тень, которая дергалась прямо под ним.
Майор Кроло был глуп. Глуп неимоверно, немыслимо! И при этом мастерски извлекал из своей глупости пользу. По этой части он был не просто мастак — он был гений!
Дерево обняла ночь. Туманная ночь с порывами ледяного ветра. Но, говоря по правде, здесь и днем было темно. Еще вчера ветки Дерева окунулись в чернильную тьму конца света. От сырой коры шел густой сладковатый запах солода.
— Двести сорок пять, двести сорок шесть…
Интересно, сколько стрел понадобится, чтобы прикончить увязшую в смоле букашку? Плотно завернувшись в плащ из грубой шерсти, майор Кроло сидел и считал.
Засунув руки под плащ, он щелкнул подтяжками и произнес:
— Двести пятьдесят.
Удовлетворенно улыбнулся и снова запахнул плащ.
Своей несравненной глупостью майор изводил окружающих уже давно. После крупных личных неприятностей он начал новую жизнь, сменил имя и стал носить вместо ремня подтяжки, чтобы его не узнали. Он присвоил себе чин майора и из осторожности стал мучить только насекомых.
Мучил он их с оглядкой, преимущественно по ночам, спрятавшись в укромном месте, будто старый холостяк, надумавший выкурить трубку втайне от матушки.
Бедное создание внизу приподняло в последний раз голову, поглядев на своего палача. Это была бабочка. Она пошевелила обрубками крыльев. Их обрубили кое-как, тупым топором, оставив на спине две нелепые культяпки, которыми она бестолково хлопала. Варварская работа!
— Двести пятьдесят пять, — продолжал считать Кроло, посылая очередную стрелу бабочке в правый бок.
Позади майора в густом тумане промелькнула тень.
Коснулась коры и растворилась в темноте. Да, за майором кто-то наблюдал. Но Кроло ничего не заметил: глупость его была всепоглощающей.
В бабочку вонзилась последняя стрела. Искалеченное насекомое выгнулось и затихло.
Тень появилась вновь. Она крутилась наподобие волчка с удивительной ловкостью. За майором наблюдал то ли танцовщик, то ли акробат. Глаза бабочки неожиданно блеснули.
Кроло встревожился и обернулся:
— Ты, что ли, солдат?
Он нервно почесал голову, не снимая шапки. Шапку майор надвигал на низкий лоб. Она была сшита из сетки, и сквозь нее торчали сальные волосы.
Даже маленькая головенка майора, куда помещалось совсем немного мозгов, сообразила, что Тень — это вряд ли один из его солдат. Народ давно уже перешептывался, толкуя о таинственной тени, которая появляется по вечерам на Вершине и обходит ее, словно несет караул. Что это за Тень, никто не знал.
На людях Кроло заявлял, что не верит ни в какие тени. Он добавлял своему глупому лицу глупости и пренебрежительно тянул:
— Чего-о? Какая такая Тень? Ночью? Ха-ха-ха!
Но, по правде говоря, после давних неприятностей майор боялся всего на свете. Как-то утром он оторвал сам себе палец, приняв его за страшное насекомое, которое пробралось к нему в постель.
— Солдат! Я знаю, что это ты! — закричал он громко, пытаясь убедить самого себя. — Еще шаг, и я приколю тебя к ветке!
Облако тумана окутало майора, и тут кто-то взял его за плечо.
— А-а-а! — завопил он визгливо, как девчонка, и, повернув голову, в одно мгновение вонзил зубы в схватившую его руку.
Майор Кроло всегда гордился своей реакцией. Он никогда не медлил и сразу кидался в бой. Сразу!
Но на этот раз он промахнулся и вцепился зубами в собственное плечо, прокусив его до кости.
Глупость — она глупость и есть. Какая уж тут гениальность… Майор взревел от боли и взмыл в воздух. Приземлился он на ноги очень странному господину, одетому в халат.
— Это я, не в обиду вам будет сказано, это я. Очень сожалею, что напугал вас.
Человек в халате приподнял полы и сделал реверанс.
— Да-да, это я, Пюрейчик.
Узнав по единственной в своем роде манере общения собственного подчиненного, Кроло оскалился.
— Солдат Пюре! — рявкнул он.
— Это я, господин майор. Вам нечего бояться.
— Бояться? Кто боится? Я?!
— Извиняюсь, что вынужден просить у вас прощения за неуместное любопытство, господин майор, но скажите, пожалуйста, зачем вы грызли свое плечо?
— Смотри у меня, Пюре!
Кроло погрозил пальцем.
— Если повторишь при ком-то, что я боюсь…
Майор все еще лежал на коре. На плече у него алел эполет, нарисованный выступившей кровью. Пюре, исполненный сочувствия к начальнику, наклонился и протянул ему руку.
— Могу я осмелиться вам помочь?
В утешение Пюре ласково похлопал майора по плечу — Кроло побагровел от боли.
Собрав последние силы, майор плюнул в солдата: знай, мол, свое место, соблюдай дистанцию!
Пюре изящно отпрыгнул в сторону. Его искренне огорчали скверные манеры начальника. Все солдаты считали Кроло злобной скотиной, но Пюре он казался большим младенцем. Малышом, который пока ничего не смыслит в искусстве жить.
Вместо того чтобы трепетать от угроз и оскорблений Кроло, Пюре хотелось сунуть ему в рот соску, сказать «блю-блю-блю» и потрепать по щеке.
Майор уставился на одежду Пюре.
— Это еще что такое?
— Халат, господин майор.
— А это?
Майор показал на скроенных из бархата слизняков на ногах у Пюре. Тот кокетливо улыбнулся и стал похож на блуждающего в туманных высях поэта.
— Тюфельки, господин майор.
— Что-что?
— Сейчас ночь, не в обиду вам будет сказано, господин майор. Когда меня вызвали, я спал. А проснувшись, надел домашние тюфельки.
