«Why don't we get outside, before it is too late?
You don't want to be stuck where the doctors and the lawyers lie in wait.
Take me out tonight – I'm tired of being alone;
And beautiful blue train will take us home…»
Должно быть я сам не заметил как задремал, согретый призрачным теплом милого сердцу голоса. Потому что в тот момент, когда кто-то требовательно потряс меня за руку, я отчетливо подумал, что вот сейчас ка-а-ак проснусь! И кому-то ка-а-ак… щелкну! Более страшной угрозы тогда я представить себе не мог.
И только спустя несколько секунд я заметил, что поезд уже некоторое время никуда не движется. И даже ощутил из-за этого внезапный и нелогичный приступ морской болезни.
А еще через некоторое время, словно прокрутив в обратную сторону магнитофонную ленту памяти, я вспомнил, что любимому исполнителю так и не удалось допеть до конца. Он в очередной раз пообещал, что «прекрасный голубой поезд привезет нас»… или «тебя», но не успел сообщить, куда.
Потому что другой голос, даже при остаточном воспоминании о котором я испытал еще один приступ тошноты, грубо перебил его своим сообщением о том, что
Глава одиннадцатая
«Станция Чекпоинтовая. Осторожно, на линии работает…»
Поезд стоял, неподвижный и молчаливый, как памятник самому себе, двери вагона были раскрыты. За окнами притаилась незнакомая станция стандартного вида: белесые арочные потолки, покрытые желтой плиткой стены, ни колонн, ни прочих архитектурных излишеств. Людей на платформе, кстати, не было тоже.
То есть, был, по-видимому, один гражданин… Но в тот момент, когда я с трудом отделил свою голову от ладони – должно быть, на щеке остался красноватый отпечаток, как след от пощечины – и с глубокой тоской посмотрел на мир, гражданин уже находился в вагоне. Именно ему я был обязан своим внезапным пробуждением.
Как только я начал подавать признаки жизни, незнакомец перестал трясти меня за руку. Я поднял на него глаза – очень медленно, но в голове все равно что-то отчетливо щелкнуло, и на миг показалось, что в моем сознании красным светом вспыхнула лампа аварийного освещения.
– Опять напился? – Незнакомец говорил очень тихо, что было вполне естественно в вязкой тишине неподвижного вагона. Но мне почему-то подумалось, что, даже если бы вместе с нами в вагоне находилась сотня пьяных фанатов «Спартака», он заговорил бы таким же, чуть слышным и немного грустным, голосом… И я бы, как ни странно, его расслышал.
– Что? – растерялся я. – А вы, собственно… А вам, собственно, какое дело?
– Ты же не далее как позавчера клялся, что встанешь на просушку.
– Да кто вы такой, вообще?!
Действительно, кто же он такой? Одного взгляда на гражданина хватило, чтобы заметить в его внешности что-то неуловимо знакомое и в то же время отчетливо понять, что я вижу его первый раз в жизни. Подобное ощущение вы испытали бы, например, если бы встретили на улице известного радиоведущего, мгновенно узнали его по голосу, а потом мучительно всматривались в незнакомые черты, гадая, где же вы все-таки могли видеться?
Прямо передо мной стоял мужчина лет сорока, однако совершенно седой. Пронзительный, немигающий взгляд его карих глаз вызывал у меня желание спрятать лицо в ладонях, как это делает ребенок, когда хочет стать невидимым для своих родителей.
– Ты же знаешь, что алкоголь сам по себе вреден, а в твоем случае может сыграть просто фатальную роль, – монотонно, без интонации отчитывал меня незнакомый гражданин. – У тебя же сердце.
– Угу, а также легкие и печень! – огрызнулся я. – И вообще… Шли бы вы к такой-то матери!
– Кстати, о матери, – ничуть не смутившись, продолжил он. – Когда ты в последний раз писал домой? Не помнишь? Могу напомнить – десять месяцев назад, перед Новым Годом. Мать же ждет. Если сам не можешь приехать, хотя бы напиши. Это не займет много времени. Подумаешь, поиграешь на полчаса меньше в свои игрушки по сетюшке… – Произнося последние слова, он брезгливо поморщился.
Мне захотелось воспользоваться своим состоянием и сказать ему что-нибудь пьяное и простое вроде: «Да че ты лезешь-то? Че ты душу-то из меня вынаешь?», но я решил, что промолчать сейчас будет правильнее. Вместо меня заговорил Евгений.
– Паш, чего он к тебе привязался? Вы знакомы? Мужик, объясни мне по-простому, че те надо? Может, тебе проблем в жизни не хватает? Или здоровья через край? А? Так мы щас мигом… – И он ткнул пальцем туда, где под его левым глазом набухал фиолетовым свежий синяк.
Незнакомец обратил внимание на моего непрошеного защитника.
– А ты лучше помолчи! Растлитель… малолетних… К тому же, несостоявшийся…
Он дробил фразу на порции и выдавал их по одной, словно взвешивал каждое слово, прикидывая, получил ли его оппонент свою норму сполна или можно добавить еще, тогда как Евгений от каждого брошенного слова весь будто бы сжимался, становился меньше в размерах.
– Почему ты здесь? – Незнакомец снова смотрел на меня. Или даже сквозь меня. – Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?
– Не знаю.
– И с каждой секундой от этого «не знаю» остается все меньше. Разве здесь ты должен быть? Или ты хочешь, чтобы повторилось шестнадцатое апреля?
– Да откуда вы…
Он не дал моему изумлению вырваться на волю.
– Вот и я думаю, что не хочешь. Как тебя вообще угораздило оказаться в этом вагоне?
– На Павелецкой, – признался я. – Я сел в него на Павелецкой. Сначала хотел в предпоследний, но там во всем вагоне не горел свет, и я перешел в этот. Скажите… Может, хоть вы объясните мне наконец, куда я попал? Куда идет этот поезд? Что это за…
Лицо моего собеседника, и до этого не являющее собой образец радушия, еще более посуровело: тонкие дефисы бровей сошлись над переносицей в одно большое тире, на лбу отчетливо проступили горизонтальные морщины. И кто, спрашивается, тянул тебя за язык! – читал я в укоризненном взгляде. Когда незнакомец заговорил, в его голосе появились ворчливые интонации.
– Куда идет поезд – это у тебя в билете, между прочим, должно быть указано. Где, кстати, билетик-то?
– К-какой билетик?
– А т-такой! Билет твой где? – рявкнул незнакомец. – Раз едешь в транспорте, то должен иметь билет. Бесплатный проезд только знаешь где бывает? В машине скорой помощи! С мигалкой на крыше и капельницей…
– Мы же в метро, – пролепетал я.
– И что? Метро – это тебе не транспорт? Можно, думаешь, на халяву ездить?
– Так вы… контролер? – запоздало сообразил я.
– Я не просто контролер, я – самый лучший контролер, – ответил он, вкладывая в последние три слова столько пафоса, что хватило бы и самому первому космонавту.
– А удостоверение ваше? Покажите…
