Виктор заметил, что на левую надет сапог.
– Тоже хорошо. Только зачем они тебе? Июнь же на дворе.
– А что, зиму в этом году отменили?
– Посмотрим… В дверь никто не звонил? Что-то мне померещилось…
– Ничего себе «померещилось»! Полчаса! И звонили, и стучались…
– И в голос орали, – присовокупила теща. – Полоумные какие-то…
– Сами вы, мамаша, полоумные!
Мухин бросился из кухни и, выскочив на лестницу, крикнул:
– Матвей Степаныч! Корзун! Матвей!!
Шаги внизу стихли, затем человек неуверенно потоптался и вроде бы пошел наверх.
– Я тебя жду, Матвей, – сказал Виктор на всякий случай.
– Вот, комики… – проворчали где-то между пятым и шестым этажами. – То милицией грозятся, то, оказывается, ждут…
– Мы сами себе милиция. Заходи, – Мухин хлопнул Корзуна по плечу и провел в квартиру. – Кто желает суперприз? Кто отваливает на улицу?
– Мы отваливаем, – с готовностью откликнулась Настя.
Светлана Николаевна что-то возразила, но очень тихо, как бы для себя.
– Мама! – цыкнул Виктор. – Молчите, оштрафую!
– Икру-то, Витенька, спрятать бы… – посетовала она, складывая морщинистые губки неровным бантиком.
– Так вы ведь уже нашли!
Корзун стесненно покхекал и протиснулся мимо Насти к столу.
– У-у, – с досадой протянула Светлана Николаевна. – Все сожрут… все подчистую выгребут…
– Гулять! – приказал Мухин. – Ну, как впечатление? – спросил он у гостя.
– Выходит, правда?..
– Смотря что.
– Насчет загробной жизни.
– Это где она у тебя загробная? Тут или там?
– Не знаю…
– Тогда выпьем, – предложил Мухин. – Садись, Матвей, разговор будет долгий. У тебя эта оболочка теперь основная, ты из нее никуда не денешься. У меня ее вообще больше нет, основной… Без особого желания не перекинет.
– Из двадцати слов понял только три, – признался Корзун.
– Двадцать? Я так много сказал?
– Ты ничего еще не сказал. Вразумительного.
Виктор достал второй стакан и ливанул туда водки.
– Как ты узнал, что ко мне идти надо? – спросил он.
– Голос мне был…
– Это Боря, – буднично произнес Мухин. – Правильно сделал, что послушал.
– Попробуй не послушать! – Корзун взял стакан и опрокинул его в себя. – Пулю видел когда-нибудь летящую? А я видел… в меня летящую… – простонал он, закрывая лицо ладонями. – Умер… я же точно помню, что умер… сам этот момент. Он длился, длился, и все не кончался… А потом – тьма! Холодно… И голос…
– А потом ты очнулся, – подсказал Мухин. – Да?
– Да…
– Вот здесь ты и будешь жить.
– Я и так здесь живу… – ответил он недоуменно. – Разве нет?.. Помню, что резину вез, два комплекта. У меня и адреса записаны…
Корзун для убедительности достал из кармана блокнот и, не глядя пролистав, швырнул его на стол.
– Помнишь, – кивнул Виктор. – Это хорошо. Такой ты здесь и нужен. Меня несколько раз убивали, пока я не врубился. А ту жизнь не забыл? Ну, где пуля летела и эта еще, «Соловьиная могилка»… тьфу… «Черная змейка».
– Н-нет, не забыл, – ответил он, слегка запнувшись. – Только откуда ты знаешь?..
– Не важно, Матвей. – Мухин налил еще и, опережая его попытку чокнуться, отодвинул свой стакан. – У нас это не принято. Мы же… мы же с тобой, извиняюсь, покойники. У меня стаж побольше, у тебя поменьше… но это дело наживное.
Корзун поперхнулся и, утерев глаза, закусил колбасой.
– Меня еще будут убивать?!
– Гарантировать не могу, но… – Виктор поставил пустой стакан и, не придумав, как развить мысль, взял с тарелки симпатичный бутерброд. – Селяви, Матвей.
– Я второго раза не вынесу…
– Э-э! Второй раз наоборот легче. Это как девственность потерять, понимаешь? А третий – так вообще в радость. Ладно, хватит лирики. Прошлую нашу встречу помнишь?
– А как же! Ты мне деньги предлагал… Ну, не совсем мне, а тому, кто здесь… то есть тому, кто…
– Перестань, – одернул его Виктор. – Попытка описать это словами приводит к инсульту. Тебе я деньги предлагал, тебе. Это ты и был. И есть… А чего отказался-то? Страшно стало?
– Еще бы… Пятнадцать тысяч долларов! За что? За какую-то консультацию… Это математики от обилия нулей возбуждаются, потому что у них все в теории, все на бумажке. А физики этих нулей как огня…
– Ты, значит, практик.
– Был когда-то.
– Все равно ты знаешь больше, чем я смогу выучить за ближайшие пять лет. Которых у нас и нет, к тому же.
Вместо ответа Корзун потянулся к бутылке.
– Вот тебе вопрос на засыпку, – сказал Мухин. – Что творится с миром, ты уже представляешь. А в чем причина? Можно было собрать такой аппарат, из-за которого все это случилось?
– Нет, – не задумываясь ответил Корзун. – Вероятно, это свойство пространства… многослойность, – он с отвращением выпил и снова подцепил колбасы. – Просто раньше об этом не знали. Да и сейчас никто не знает.
– Иван Грозный был в каждом слое. И Парижская Коммуна – тоже. И Хиросима. А Хрущев уже нет… Горбачев – тем более. А Матвеи Степановичи Корзуны – так те вообще разные люди. Один колеса толкает, другой в Сибири отсиживается. Либо все должно совпадать, либо ничего, не правда ли?
– И в каком году перестало совпадать?
Виктор сложил руки на груди и удовлетворенно улыбнулся. Физик Корзун, даже нетрезвый и наверняка забывший половину своих формул, все равно мыслил ясно. И, что особенно радовало, мыслил быстро.
– В пятидесятом примерно, – сказал Мухин. – Мы подумали, что причина в некой научной программе, не исключено – оборонного характера.
– В пятидесятых годах у нас разве что ложки алюминиевые этого характера не имели. Да и то – как посмотреть… – озабоченно проговорил Корзун. – Что же вы, братцы, думаете, физика – это вроде брошюрки такой, да? Прочитал и овладел?.. Столько разных направлений, что их перечислять до вечера…
– Ты хоть перечислить можешь, – резонно возразил Мухин. – Хотя бы представляешь, с какого бока надо копать.
– Я?.. Ни фига я не представляю…
– Напрягись. Позанимайся, освежи память. А хочешь, в командировку тебя отправим? Краткосрочную, но очень дальнюю.
– Вы… я правильно понял?.. вы и на это способны? – изумился Корзун.
– На многое. Кстати… – Виктор поднялся и принес из комнаты две светло-зеленых банковских упаковки. – Пятнадцать тысяч, обещал же.