Пена на лице у Мухина высохла и начала хлопьями осыпаться на рубашку.
– И как эта фирма называется? – спросил он. – Случайно, не «Дело Врачей»?
– Во-во, она самая.
– Плакаты по всему городу висят…
– Ты мне еще рассказываешь? Наш миллионер в эту рекламу половину состояния вбухал! Ну, допустим, бабки он в другой слой не возьмет. Так ведь и фирму эту не возьмет! Получаются пустые хлопоты какие-то. Неймется человеку! Сидел бы себе до эвакуации, водку пил… или что там у него?
– Соки, – подсказал Мухин.
– Ладно, пусть будут соки, – с отвращением согласился Шибанов. – Ты водные процедуры давай, заканчивай, и пойдем. Там у нас совещание намечается.
Пока Виктор заново мылился и добривал вторую щеку, солнце успело доползти до угловой кухни, и теперь светило аккурат в алюминиевый стык между окнами. Виктору подумалось, что, возможно, оно заглядывает и к Людмиле.
Кроме нее на кухне были все – такого кворума Мухин не видел еще ни разу. Даже Сапер, оторвавшись от своих туманных интриг, посетил собрание акционеров, как назвал это про себя Виктор. Похоже, у Сапера раскалывалась голова – он сидел, прижавшись виском к холодильнику, и тоскливо смотрел в одну точку. Макаров почему-то оказался в центре стола, между Немаляевым и Константином.
– Сан Саныч, я выйду на секундочку, – предупредил Шибанов, и в его голосе послышалось не то чтобы раболепие, но явно преувеличенное почтение.
«Меняется у нас что-то, – подумал Мухин, – и, кажется, меняется круто…»
– А где Люда? – спросил он.
– Я же тебе сказал: нога у нее сломана, – нетерпеливо бросил Костя.
– Ах, да! – спохватился Виктор. – Я только забыл, какая – левая или правая…
– Я разве не говорил? – нахмурился Константин.
– Говорил, но я не помню.
– Левая, – ответил он с едва уловимой запинкой. Если б Мухин ее не ждал, он бы и не заметил. Но он, естественно, ждал.
Шибанов отправился давать распоряжение по Корзуну, как Виктор надеялся – распоряжение не на поимку, а на ликвидацию, впрочем, контролировать Председателя ГБ было невозможно.
Мухин взял стул и, как бы невзначай отодвинув его подальше к стене, присел. Макаров нейтрально кашлянул. Костя, уверенный в том, что с Людмилой он не попался, отстраненно водил пальцем по столу.
– Вещай, Саперушка, – мрачно сказал Немаляев. – Жги глаголом…
– Сан Саныч!.. – просительно произнес тот. – Паршиво мне что-то. Объявите сами.
– Что ж… Судя по всему, наш запасной аэродром вот-вот накроет волной. – Немаляев не стал затягивать, и это был дурной знак. – Местные не справятся, надо срочно эвакуироваться и брать ситуацию в свои руки. Насколько там все готово?
– Почти… – сказал Сапер. – Но если до прорыва не успеем, можем слой потерять. Ихний Анкл Шуст – тот еще отморозок…
Здесь, по идее, все должны были бы уставиться на Виктора, и он к этому внутренне готовился, но кроме Макарова никто не пошевелился. Старая шутка себя исчерпала, да и не до шуток уже было.
– …но дело-то не в Шусте, – продолжал Сапер. – Откуда придет миграция – неизвестно, и какого Мухина перекинет в эту оболочку, неизвестно тоже. И что за муха его там укусит…
Вот теперь он все-таки посмотрел на Виктора, но совершенно не с тем чувством. Посмотрел без улыбки.
– Ну так перекинет же его… – изрек Макаров. – И тот тоже станет перекинутым…
– Ты даже с этим путаешься, миллионер, – процедил Костя. – Перекидывает любого, но осознать сей факт способен лишь один. Вот он перекинутый и есть, остальные – оболочки. Так что единственный человек, с которым мы можем договориться, – это наш уважаемый и любимый. Ведь мы же с тобой договорились?..
Излишняя цветистость речи часто отражает неуверенность, Мухин это знал. Поэтому он сказал просто:
– Да.
– Я голосую «за»! – раздалось в коридоре.
– Мы не голосовали еще, – ответил Немаляев.
Шибанов вошел на кухню и, не найдя чистой чашки, жадно напился из-под крана.
– Я за эвакуацию, – сказал он. – Здесь нам терять уже нечего. Спецлабораторию только что взорвали.
– Какую лабораторию?
– Ту самую, где получали драйвер, наши ампулы. Много у вас их осталось, Сан Саныч?
– Полтора десятка, по две ходки на брата. А что за взрыв-то?
– Экспресс-анализ еще не закончен, но, по предварительным данным, взрывчатое вещество то же, что было в бункере. И еще. Оперативной информации – круглый ноль. Никто из местных лабораторию не трогал. Как и бункер… Это наезд на команду, с чей стороны – непонятно. Но нас определенно отсюда вытесняют, Сан Саныч.
– Обидно, конечно, что уходим не по своей воле, а под давлением, – сказал Немаляев. – Но здесь, как ни странно, наши и их желания совпадают.
– Действительно, странно, – ответил Мухин.
Сан Саныч сцепил пальцы и откинулся на спинку. Костя тоже встрепенулся и, прекратив тереть пальцем стол, с любопытством воззрился на Виктора.
– И чьи это «их интересы»? – сказал Мухин.
– Ну, продолжай…
– А что продолжать? Необходимо выяснить, кто и почему нас выкуривает. Не из принципа, конечно, не от обиды… хотя почему бы и нет? Это тоже важно. Но еще важнее – знать, что нас ждет в следующем слое. Если мы кому-то мешаем здесь, можем ведь помешать и там…
– Логично, но не конструктивно, – отозвался Немаляев. – Да и времени у нас, Витя, нет. Совсем нет, вот в чем беда.
– У меня еще одна новость, – произнес Шибанов. – Не такая масштабная… но лично для меня значительная. Я только что уволен.
– Как уволен?! – воскликнул Немаляев. – Переведен?
– Переведен… В запас, на пенсию. Указ президент уже подписал. Базу в течение суток надо освободить. А могут и раньше явиться. С нынешним И.О. у меня отношения не очень… Ну, и охрана еще… юридически они должны покинуть объект прямо сейчас.
– Значит, и с этой стороны под нами задымилось, – подытожил Немаляев.
– Это, Сан Саныч, не дым, – возразил Костя. – Это уже открытое пламя, и здесь становится слишком горячо.
– Выбора нет, – тихо сказал Сапер.
– Его и раньше не было, – поддержал Макаров. – А теперь, после всех этих напастей…
– Ясно, – прервал Немаляев. – Ты?.. – обратился он к Шибанову.
– Двумя руками «за».
– Ах, да… Ты, Витя?
– Задницу припекает, верно, – кивнул Мухин. – Но чем больше у нас поводов отсюда уйти, тем меньше мне этого хочется. И почему мы не спрашиваем мнения Люды? В нашем раю для нее места нет, но ведь она все-таки в команде. Сделала не меньше других. Больше меня, во всяком случае.
