Хорошо, что у енотов оказалась с собой бельевая веревка. Дядюшка Амаки осторожно подполз к тонущему Шухлику и привязал веревку за хвост.
– Выдержит ли? – волновался сурок.
– Веревка-то крепкая! – отвечали еноты. – Не беспокойся!
– Меня тревожит хвост! – нервничал дядюшка.
– Да тащите уже! – воскликнул Шухлик, отплевываясь песком, подступившим к морде. – Я же не ящерица, хвостами не швыряюсь!
Крепкие ребята еноты впряглись, поднатужились и, кряхтя, будто четыре маленьких трактора, выволокли ослика из песчаной западни.
Оставалось признать, что первая схватка проиграна.
Притворившись зрелой тыквой в очках, Танбал сидел неподалеку – потягивался и зевал, словно на скучном, утомительном спектакле, где все заранее известно.
– До завтра, родной! – помахал он пухлой ручкой. – На прежнем месте! А если не придешь, сам пожалую в гости!
По дороге в сад дядюшка Амаки недоумевал:
– Чего ты с ним связался? – спрашивал, заглядывая Шухлику в глаза. – Кто он такой, этот овощ? Или он фрукт? Вот мой совет: плюнь, и забудь о нем!
Ослику не хотелось ни с кем разговаривать – настолько он был огорчен, унижен и подавлен. Пришел к своим деревьям и чуть не заплакал. Они не зацвели сегодня, а пожелтели, увядая.
«Не утопиться ли? – мелькнула мысль. – Да вряд ли получится – выдра Ошна спасет!»
В таком печальном настроении застал Шухлика на берегу пруда дайди Диван-биби.
– Би-би! – приветственно погудел он. – Би-и-и-би! Но ослик только кисло, через силу улыбнулся.
– Анал-манал! – сокрушенно воскликнул дайди. – Опять двадцать пять – за рыбу деньги! Конечно, у меня есть напиток из трав, снадобье, которое поможет тебе в сражении, но это будет временный успех. Ты сам должен победить Танбала – раз и навсегда! А для этого нужен стойкий характер. У твоего дедушки, кстати, характер был хоть куда!
– Какой дедушка? – удивился Шухлик. – Я не слышал ни о каком дедушке.
– Сейчас не о нем речь, а о характере, – сказал Диван-биби, покачав строгим пальцем. – Ты хоть понимаешь, что это такое? Может, у тебя его вообще нету? Шухлик подумал и согласился:
– Похоже, что вообще…
Характер представлялся ему в виде двуручного меча или тяжелой дубины, которой легко отдубасить Танбала. А ничего подобного у ослика отродясь не имелось.
Тут уж и Диван-биби на время призадумался, поглаживая лысую голову.
– Значит, придется выковать. Крепкий и надежный. Нержавеющий, – вздохнул он.
И внимательно поглядел на Шухлика, вроде бы соображая, удастся ли на самом деле выковать и приживется ли такой твердый у ослика. Может, нужен помягче? Ну, как переспелая дыня.
– Характер, любезный садовник, – это особенные свойства души, которые или помогают жить или мешают.
Диван-биби поднялся, направляясь к своей кибитке под огромным платаном, а за ним и Шухлик.
– Настоящий твердый характер ощущает себя в долгу перед жизнью, – продолжал рассуждать дайди. – Он знает, что своим рождением обязан жизни, и благодарен ей. И ясно видит, как она прекрасна.
Отбросив войлочный полог кибитки, Диван-биби пригласил Шухлика зайти. Ослик сразу увидел небольшую наковальню и молот.
– С таким характером беспокойно, зато весело, – говорил дайди, раскладывая по наковальне какие-то камешки, листья и кору платана, цветок граната, верблюжью колючку и глину из пруда. – Само слово «характер» пришло к нам из древнегреческого языка, в котором означало «чеканщика».
Как известно, чеканщик, нанося рисунок, царапает металл, бьет молоточком. Так и характер царапает душу, пробуждает, не позволяя ей дремать. Заставляет радоваться каждому новому дню и не унывать в любой беде.
Он достал щипцами из очага раскаленный уголек и тоже бросил на наковальню, а затем примерился, сощурив глаз, и звонко ударил молотом, так что все окуталось дымным облаком, в котором скакали и сверкали разноцветные искры.
Шухлику показалось, что искры вместе с горьковатым дымом проникли в него. Разгораются внутри. Согревают и оживляют. Сердце или душу? Сразу не поймешь. Он закашлялся, чихнул и, выскочив из кибитки, остановился под платаном.
Такого могучего дерева он никогда не видел. Еще вчера почему-то не замечал. Пожалуй, чтобы охватить его, потребуется круг из дюжины ослов. А до вершины – ну, никак не меньше сотни! И то, если считать с вытянутыми хвостами.
Шухлик прислонился к платану, испытывая внезапный восторг от того, что и он, рыжий ослик, – маленькая часть громадного неизмеримого мира, в котором жутко любопытно жить. В этом мире всему и каждому есть место и нет ничего лишнего. Уж если родился ослик по имени Шухлик, значит, он нужен здесь. Только бы понять, для чего? Наверное, чтобы жить без тоски и уныния, а с благодарной улыбкой.
То ли Дивану-биби удалось одним ударом молота выковать приличный для ослика характер, то ли платан передал ему тысячелетние мудрость и мощь? Так или иначе, но Шухлик ободрился и разом поверил в себя, в свои силы.
«Нынешнее поражение – сущий пустяк! – размышлял он, прогуливаясь от дерева к кибитке и обратно. – Оно даже полезно, поскольку научило не лезть в западню из зыбучих песков. Завтра я покажу Танбалу новый победоносный характер! Только бы во сне его не растерять».
Из кибитки вышел дайди Диван-биби. Почесал Шухлику ухо и шепнул:
– Ты должен знать, любезный садовник, что Танбал, братец-лень, – родственник самой смерти. Будь смотрителен и не угоди в его липкие лапы.
На следующее утро Шухлик, не дожидаясь призывного воя Танбала, сам свистнул, разбудив сад, и отправился на поле боя. Небо уже порозовело, а серая пустыня замерла перед восходом солнца. Братец-лень еще дремал, устроившись на песчаном бархане. Трудно было различить, где кончается бархан и начинается сам Танбал.
Почуяв ослика, он заворочался. И стало понятно, никакого бархана нет. Один сплошной Танбал! Со вчерашнего дня вырос втрое. Какой-то сухопутный кит-кашалот с панцирем на голове! А пасть такая, что туда поместится десяток верблюдов.
Однако новенький твердый характер не позволял Шухлику размякнуть и усомниться в победе. Перепрыгнув зыбучие пески, он стремительно зашел в тыл Танбалу. И увидел, что спина его и зад совершенно не укреплены – дряблые и беззащитные, как рыбье заливное.
«В атаку!» – скомандовал характер, сверкая в глазах Шухлика подобно острому клинку.
И рыжий ослик налетел на Танбала, как храбрый кавалерист. О, как он лягался и бодался! Толкался, пинался и кусался! Хлестал хвостом и ушами! Топтал и грыз!
Вряд ли кто-либо на всем белом свете выдержал подобный натиск.
Братец-лень никак не ожидал такого скорого маневра – простого, но хитроумного. От внезапного яростного нападения с тыла он ошалел и замер, как в столбняке. Чтобы развернуться и дать отпор, ему бы потребовалось полдня. Но Шухлик не терял ни минуты, дробя Танбала на мелкие кусочки. И вскоре одна лишь башка отворяла пасть, завывая о пощаде.
