Обладая этой тайной, Маша замерла, представив себе, что будет, если она заявится к нему как-нибудь вечерком или, наоборот, утречком, когда в клубе будет тихо и пусто, вот как сейчас, и потребует от него несколько тысяч баксов за ее молчание. Шантаж, а почему бы и нет? Шантаж — древний, как мир. Сколько людей обогатилось за счет шантажа! Конечно, это риск, но представить себе Жоржа Маковского, этого паяца, шута с рыхлым телом и поросячьими глазками, целящегося в нее из пистолета («Больше ты от меня ничего не получишь!»), она ну никак не могла.
Конечно, она припугнет его и потребует денег.
Улыбаясь этому своему моментально созревшему планчику, как пощипать Жоржа, и представляя себе его рожу, когда она расскажет ему о том, что в курсе его страшной тайны, Маша развеселилась. И только услышав раздавшийся сверху удар, стук об пол чего-то довольно тяжелого, словно на пол упал большой таз или бак для белья, она пришла в себя. Этот звук наслоился на человеческий стон ли, вскрик, вздох… После этого в костюмерной стало очень тихо. Сгорая от любопытства, Маша снова взобралась по ступеням наверх и чуть приподняла крышку. В нескольких шагах от рояля лежала валторна, за ней — распростертая на полу девушка, под головой которой медленно расплывалась кровь.
«Ни… себе», — вырвалось у не склонной к мату Маши.
Вот как, значит, закончился кажущийся несерьезным спор Жоржа с молоденькой потаскушкой и наркоманкой?! Что же это он, выходит, швырнул в нее валторной, чтобы заткнулась? В сердцах — мол, закрой рот!
Маша снова тихонько, но очень грубо выругалась. И подумала о том, что такие вот сильнейшие эмоции можно, пожалуй, выразить лишь площадным матом.
Еще через некоторое время Маша поняла, что девушка умерла. Что Маковский убил ее валторной. Это чувствовалось по его поведению: он щупал пульс, ползал перед ней на коленях и матерился, шепча истерично: «Не умирай, дура!» Потом он сел на пол и схватился за живот. «Схватишься тут, — усмехнулась про себя Маша, следящая за ним в узкую щель крышки люка. — Беги, беги, урод, в сортир!»
Безусловно, девушка была мертва. И Жорж потратил довольно много времени, чтобы привести место преступления в относительный порядок. Ведро с водой, хлорка, тряпка, щетка… Вот только непонятно, куда он дел труп. Судя по передвижению его ног (Маше были видны лишь его ноги), да по тому, куда двинулись вместе с ним цепляющиеся за стулья ноги девушки, он спрятал ее в шкафу!
Маша с трудом сдержалась, чтобы не чихнуть — так воняло хлоркой.
Едва Жорж убрался более-менее, как в дверь постучали. Кто-то пришел…
Наконец комната опустела. Маша вылезла из подвала, проползла, сдерживая чих, под роялем, встала во весь рост и вздохнула. Колоссально! Вот это номер! Да уж, теперь Жоржу Маковскому не поздоровится!
Маша подошла к шкафу и открыла его.
Несколько секунд смотрела на старое театральное тряпье, многослойно развешенное на плечиках. Она не понимала, куда делся труп. Ну не приснилось же ей все это?! Нет! Вон и валторна на полке стоит… Убийца. Не так давно один ее золотистый бок отражал кровь несчастной девушки.
Маша просунула руку в глубь шкафа, где-то там все равно должно быть тело, даже присела, чтобы пошарить внизу, в куче хлама. Но нет, трупа не было!
Тогда, осмелев, Маша нырнула туда с головой и посветила себе фонариком. Ну конечно! Дверца!
Невероятно! Кому рассказать — никто не поверит!
Через минуту Маша уже приоткрывала дверь в потайную комнату, где на полу и нашла труп девушки.
Чтобы не закричать, Маша прикрыла рот рукой.
15. Золотой тоннель: прокурор
— Что-то ты сегодня поздно… Где был?
Рита, сестра Константина Самойлова, встретила брата в дверях его квартиры, одетая по-домашнему, но по-прежнему с черной лентой на голове. Электрический свет лампы играл в ее волосах цвета меди.
— Ритка, ты допрашиваешь меня как жена… Эмма никогда так меня не встречала, в смысле, не задавала лишних вопросов.
— Меня сейчас меньше всего интересует, как она тебя встречала. Ты сделал так, как я тебе сказала?
— Я пытался… Но у меня нет таких знакомых, которые были бы на дружеской ноге с Петровым. Не могу же я прийти к нему домой и сказать: товарищ прокурор, помогите моей жене выйти на свободу, а я за это дам вам денег.
— Дурак.
— Ты погоди… У меня есть для тебя новость…
— Ладно, давай проходи, я ужин приготовила.
Константин и сам удивлялся себе. Как случилось, что он вот уже несколько минут сдерживался, чтобы не выдать эту новость с порога. Его просто распирало! Вел себя на самом деле так, словно ему и нечего было сказать сестре. А ведь то, что он сейчас ей расскажет, — настоящая бомба! Вот Ритка удивится!
— Картошка, селедка, водка… Классика! — сказала сестра, расставляя на столе тарелки.
Был вечер, солнце сделало оранжевым все вокруг. Даже картошка была оранжевой.
Константин подумал: как же странно устроен мозг. Вместо того чтобы начать говорить, он думает об этой вечерней оранжевости.
— Давай помянем Леночку, — предложила Рита.
Выпили не чокаясь.
— Рассказывай, — Рита усмехнулась одними глазами.
— Сегодня меня нашла одна особа… Я ее не знаю. Но она откуда-то знает и меня, и Эмму, и Петрова… Словом, она в курсе нашей истории.
Рита перестала есть. Отодвинула от себя тарелку.
— Так, продолжай…
— Она сказала очень странную вещь, которая просто не выходит у меня из головы… Что якобы прокурор и Эмма… как бы это сказать… любовники…
— Чего? Глупость какая!
— Ну, может, не любовники, но она выразилась примерно так: «Петров неравнодушен к вашей жене Эмме. И хочет ей помочь». Но для того чтобы ее отпустили, вот просто отпустили, понимаешь, да, нужен миллион. И что она, эта девушка, ее зовут, кстати, Василиса, готова передать эти деньги Петрову, а тот уже, в свою очередь, распределит их между теми, кто организует развал дела.
— Василиса… Редкое имя. В Зульштате нет Василис, это я точно знаю.
— Она в курсе нашего дела, говорю же тебе.
— То, что она знает, неудивительно — о том, что Эмма убила свою сестру, знает весь Зульштат.
— Вообще-то да… Я так понял, что она — близкая знакомая Петрова.
— А что если она мошенница?
— А ты хотела бы, чтобы нам еще и расписку дали, когда мы будем давать взятку? Взятка, моя дорогая сестрица, это всегда риск.
— И на чем вы остановились?
— Я сказал, что мне нужно подумать.
— А она?
— Она сказала, что готова нам помогать, но если у нас нет денег, то и разговор будет коротким… Знаешь, она вела себя так уверенно…
