Комиссар слегка подался вперед и перешел на доверительный тон:
— Мы совершенно точно знаем, что у нас в управлении есть «крот».
Стараниями Скутти Глеб уже давно был в курсе событий, но виду не подал. Брулья склонился к нему еще ближе:
— А давайте пустим слух о том, что в своем видении вы разглядели лица похитителей и даже знаете их имена? — И продолжил, не дав Глебу времени опомниться: — Организуем плановую «утечку». Раструбим, что вы целыми днями перебираете фотографии из архивов, и теперь это всего лишь вопрос времени, и что очень скоро мы нападем на след похитителей.
— И что же дальше? — Глеб потихоньку начал приходить в себя.
— А дальше их ход. Скорее всего, они захотят нанести вам визит.
У Глеба отвисла челюсть.
— Не бойтесь. — Комиссар похлопал его по плечу. — Мы установим наблюдение, расставим людей и захватим негодяев врасплох. Этот план определенно обречен на успех.
— Даже не знаю…
— Можете подумать и дать мне ответ завтра утром.
Глава XXXIX
…Федра наконец-то стала моей навеки. Вознесясь на вершины блаженства, я молю Зевса только об одном — дать счастье и здоровье нашему будущему ребенку, которого уже носит под сердцем моя ненаглядная супруга.
Безмятежное счастье, как водится, длится недолго. Со слезами на глазах, никак не приличествующими закаленному в боях ветерану, ведомый солдатским долгом, я снова расстаюсь с любимой буквально за пару месяцев до рождения нашего первенца — война не место для детей и женщин.
Проведя считаные месяцы в столичной роскоши, мы крупными силами покидаем сияющий златом Константинополь и отправляемся в Антиохию, чтобы подготовиться к грандиозному походу против персов, в последнее время утративших всякий страх перед Римом.
Юлиан тщательно готовит план будущей кампании, запоем читает труды великих стратегов прошлого, а ночами без устали диктует мне сентенции, достойные Сократа.
В редкие свободные от сна и ратных обязанностей часы я с рвением систематизирую обширную походную библиотеку. Чего тут только нет: Софокл и Аристофан, Плутарх и Геродот, Вергилий и Катулл. Однако самым любимым моим чтением с некоторых пор стали трактаты Памфила Милетского.
Ты ничего не слышал о нем? Неудивительно. Сведения об этом человеке чрезвычайно скупы. Говорят, он состоял ученым рабом в услужении у семьи римского сенатора. Затем был, как и я, отпущен на свободу и вступил в ряды римских вигилов. Думаю, ты знаешь, что это подразделение, учрежденное великим Августом, первоначально предназначалось исключительно для борьбы с пожарами, однако впоследствии доблестные вигилы стали также исполнять обязанности ночной стражи. И вот тут-то и настал звездный час Памфила.
Имея за плечами многолетний опыт обучения хозяйских отпрысков философии, он первым догадался применить бесценную мудрость, доставшуюся нам в наследство от великих предков, в нелегком деле поиска и наказания виновных в нарушении законности и порядка.
Опираясь на принципы аналитики Аристотеля и диалектики Платона, отточенные их последователями, этот искушенный в науках муж, уважительно прозванный Инвестигатором, или попросту Дознавателем, научился виртуозно распутывать самые загадочные злодеяния преступного Рима. Я с удовольствием сделаю небольшое отступление и приведу несколько примеров, наглядно демонстрирующих его невероятную проницательность.
Начну с «Дела о невинно осужденном». Это произошло в правление Августа, когда данный неким Аспреном пир закончился колоссальным скандалом — более ста приглашенных так занемогли к концу вечера, что большинству пострадавших пришлось возвращаться домой на носилках. Незадачливого Аспрена тут же обвинили в попытке отравления и уже собирались приговорить к самому суровому наказанию, когда его безутешная супруга, прослышав о славе Памфила из Милета, уговорила мудреца взяться за частное расследование.
Согласившись, тот первым делом стал искать остатки яда, но тщетно. Никаких следов. Еще менее понятен был мотив, которым руководствовался мнимый отравитель.
Тогда Памфил принялся опрашивать многочисленную челядь, прислуживавшую на злосчастном ужине. И вот, беседуя с рабом-дульциарием, в чьи обязанности входило приготовление сладкого, востроглазый Памфил замечает у того грязную тряпицу, обмотанную вокруг указательного пальца.
Следователь приказывает снять тряпицу. Выясняется, что под ней скрывается сочащийся гноем нарыв. Памфила осеняет догадка. Он срочно посылает за преторианской гвардией и в присутствии префекта велит поваренку высосать содержимое гнойника, а затем силой заставляет его проглотить испускающую омерзительные миазмы желто-зеленую жидкость.
Уже через час у дульциария начинается рвота, рези в животе и горячка — симптомы, очень схожие с теми, что испытали гости, пострадавшие накануне.
Оправданный и полностью восстановленный в правах Аспрен помимо четверти миллиона сестерциев, переданных Инвестигатору в качестве награды, клятвенно пообещал Памфилу ежедневный дармовой ужин с тремя переменами блюд. Сказывают, что мудрец деньги принял, но от пайка отказался, видимо, вспомнив о числе задействованных на патрицианской кухне поваров, в уме перемножив их на количество пальцев.
Еще ярче способности Памфила раскрываются в «Деле о двойном убийстве».
В один прекрасный день Рим всколыхнулся от ужасной новости: знатный и всеми уважаемый гражданин Квинт Фулъфий был найден в собственной спальне рядом с бездыханным телом прекрасной супруги Терции. Оба были коварно заколоты во сне.
Подозрение пало на неизвестных разбойников, забравшихся через окно. На это указывали и следы грязи на внешней стене. Однако при внимательном изучении места преступления Памфилу б еждается, что убийца лишь спустился через окно, а проник в спальню он определенно каким-то иным способом. Кроме того, глина с подошв злоумышленника имела нехарактерный для здешних мест синеватый оттенок. Не ее ли сыплют в саду для удобрения почвы?
Памфил вызывает вольноотпущенника-сирийца, ведавшего рабами, что ухаживали за садом. Тот явно волнуется. Известный своей нелюбовью к пыткам Инвестигатор предпочитает более цивилизованные методы, предоставленные в наше распоряжение передовой наукой, и призывает на помощь учение Эразистрата. Сей ученый муж некогда подметил, что пульс пациентов, говорящих неправду, заметно ускоряется.
Вспомнив об этом любопытном факте, Инвестигатор приказывает связать садовника. Дождавшись, пока тотуспокоится, Памфил начинает задавать вопросы, от ничего не значащих до принципиально важных для расследования, бдительно держа руку на сонной артерии подозреваемого.
Очень скоро всякие сомнения отпадают. Вероломный сириец безбожно врет. Той трагической ночью он явно побывал в спальне. О чем дознаватель ему так прямо и говорит. Подозреваемый сломлен и обещает не только рассказать всю правду, но и показать любознательному Памфилу, как именно произошло убийство. Однако, когда его развязывают, коварный злодей молниеносно выхватывает спрятанный в рукве кривой восточный кинжал.
