– Что с нами произошло? – спросила она Реда по дороге домой, когда они возвращались из последней поездки. – Мы ведь были очень счастливая семья! Правда?
– Насколько я помню, да, – ответил Ред.
– А помнишь, как мы расхохотались в кино?
– Кажется…
– На вестерне. Конь героя смотрел прямо на нас. Морда во весь экран. Он жевал овес и глотал, и по бокам морды играли мускулы – такие два шарика. Выглядело ужасно нелепо! И мы захохотали, все дружно, и на нас оборачивались, не понимали, чего мы смеемся.
Ред свел брови:
– Я там тоже был?
– Да, и тоже смеялся.
Наверное, он забыл потому, что принимал их счастье как должное. Не переживал за него. Зато Эбби… она-то переживала, да еще как! Ее убивала мысль, что у нее будет обыкновенная, бестолковая, не довольная своим существованием семья.
– Если бы у тебя было всего одно желание, – спросила она Реда как-то ночью в постели, когда они оба не могли заснуть, – что бы ты загадал?
– Ой, не знаю.
– Я бы пожелала, чтобы все наши дети прожили замечательную жизнь, – сказала Эбби.
– Да, это хорошо.
– А ты?
– Я… – Он задумался. – Ну, может, чтобы «Харфорд Контракторз» обанкротились и перестали сбивать мне цены.
– Ред! Честное слово.
– Что?
– Как ты можешь? Почему у тебя дети не на первом месте? – возмутилась Эбби.
– На первом. Но ты же о них позаботилась в своем желании.
– Ясно. – И Эбби перевернулась на левый бок, к нему спиной.
Да, он тоже стареет. Не она одна! Читает в очках, и они соскальзывают у него с носа, и он становится похож на своего отца. А это его «Э?», когда он что-то недослышал, оно откуда взялось? Создается впечатление, что он играет роль – в уверенности, что именно так ведут себя люди его возраста. А иногда он говорит немного неправильно, например «гимиопатия» вместо «гомеопатия». Возможно, это из-за плохого слуха, но все равно пугает. Она же видит, как с ним теперь разговаривают продавцы – снисходительно, чересчур громко, короткими, понятными словами. Явно принимают за чокнутого старикашку и этим разрывают Эбби сердце.
Неужто в голову не приходит вспомнить, что сегодняшние так называемые старикашки еще недавно, черт их побери, курили марихуану, повязывали голову банданами и устраивали пикеты у Белого дома? Аманда однажды укорила Эбби за то, что та использует слово «клевый»: «Ужасно, когда пожилые пытаются подражать юнцам». Она что, не понимает, что слово «клевый» появилось даже не во времена молодости Эбби, а гораздо раньше?
Эбби не очень смущает, что она выглядит старой. Подумаешь! Ну лицо немного отечное, а тело округлилось и пообвисло. Но на фотографиях в семейных альбомах она в молодости кажется себе неприятно хилой, почти изможденной. Ред тоже был совсем тощий, с очень острым кадыком на чересчур длинной шее. Сейчас он весит не больше, но впечатление производит куда солиднее.
У Эбби имелся один трюк на те случаи, когда Ред начинал вести себя как старый болван. Она вспоминала день, когда влюбилась в него. «Стоял прекрасный, ветреный, желтовато-зеленый полдень…» – начинала она, и все возвращалось к ней – и эта новизна, и огромный новый мир, волшебно раскрывшийся в ту минуту, когда она впервые осознала, что человек, которого она долгие годы едва замечала, в действительности истинное сокровище. Он был совершенен, именно так она себе говорила. И тогда вдруг сквозь обвисшую кожу, мятые веки, впалые щеки и глубокие впадины у рта, сквозь вздорность, тупое упрямство и возмутительную веру в то, что простой холодной логикой решаются все жизненные проблемы, снова проступал спокойный ясноглазый юноша. И Эбби вновь понимала, какое это непередаваемое счастье, что ей в мужья достался этот прекрасный, прекрасный принц.
«Я купила козлика, – пела она, шагая по дороге, – имя ему Джим». Она умолкла, заметив чье-то приближение, но человек свернул за угол, и Эбби продолжила: «Купила за…» Клэренс молча трусил рядом, то и дело случайно, а может, и намеренно наталкиваясь на ее колено.
Интересно, что тексты песен остаются в памяти намного дольше, чем проза. Причем не только песни тех времен, когда она была подростком, – «Том Доули» и «Майкл, веди лодку к берегу», – но и песенки из детства – «Колокольчики из белого коралла», «Доброе утро, веселое солнышко» и «Мы рады погулять». А еще мама пела: «Я спущусь и впущу тебя в дом». Или вот считалки, когда скачешь через веревочку: «Джонни над морем, над океаном». Неважно что, лишь бы в рифму. Рифмы отпечатываются в мозгу. Время приема у зубного врача нужно запоминать в стихотворной форме, и всякие важные годовщины. Да и вообще все события в жизни! А если что-то забудется, надо просто начать петь – уверенно, с первой строки, – и забытое само всплывет в памяти.
Эбби тревожило, что она начинает забывать разные вещи: ее дедушка по материнской линии страдал деменцией. Впрочем, как выяснилось, для нее это не самое страшное. По мнению всех подруг, память у Эбби лучше, чем у них. Как же, вот только на прошлой неделе звонила Кэрол Данн! Эбби сняла трубку, а там молчат. «Алло?» – повторила она, и тогда Кэрол ответила: «Я забыла, кому звоню». «Это Эбби». Тут Кэрол вскрикнула: «Ой, привет, Эбби, как поживаешь? Господи, я, наверное, и голову забыла бы, если б она не была… но, так или иначе, я звонила не тебе» – и нажала отбой.
Или Ри – та забывает названия. «На следующее лето я, пожалуй, посажу эти… розовые ромашки». Эбби спросила: «Эхинацею?» «Да, точно!» – обрадовалась Ри. И всегда именно Эбби восполняет пробелы. Не забыть бы сказать доктору Уиссу.
«В некотором смысле, – надо будет сказать, – память у меня сейчас лучше, чем в молодости. Я вдруг вспоминаю самые удивительные вещи. Мельчайшие, незначительные подробности. Недавно вот в точности вспомнила, как поворачивала запястье, чтобы вставить ручку в сковородку “Корнингуэр”. Нам на свадьбу подарили целый набор, где на все одна ручка, и ее надо было повернуть, чтобы вставить. Почти пятьдесят лет назад! И пользовалась я ими совсем недолго, в них все подгорало. Кто бы еще такое запомнил?»
Она неожиданно вновь чувствовала горький, резкий, пробирающий до костей запах лука и зеленых перцев, основу их ужина, которые мать почти каждый вечер жарила на сковороде. Давным-давно. Эбби, совсем еще крошкой, вечно хныкала от голода, усталости или просто от тоски, накатывающей к вечеру, к пяти часам. Ей слышались звуки из прошлых времен, гудение проводов трамвая № 29, что без остановки несся по Роланд-авеню. А то внезапно перед глазами вставала собака из детства, Бинки, – та холодными ночами во сне закрывала нос передними лапами. В точности как путешествие на машине времени: Эбби летела, глядя в окно, и видела то одну сцену, то другую, без какой-либо связи и порядка. Историю за историей. Ах, сколько этого в ее жизни! Уитшенки всегда держались только за две, но Эбби совершенно не понимала почему. Как можно определять себя всего лишь двумя историями? У Эбби их было множество.
