– Фигово. – Денни принялся за тост.
– Видел бы ты это дерево! Оно валялось на земле, как гигантский черенок брокколи, только с корнями. А какая ямища от него осталась! Прямо подземелье. Представь, до чего любопытно на такое посмотреть.
– Значит, ты пошла смотреть яму?
– Получается так.
– Получается?
– Да. Я практически уверена.
– Мам… Ветер был ураганной силы. Ты должна помнить, выходила или нет.
– Я помню. То есть я помню, как стою на улице, но не помню, как выходила. Понимаешь, иногда моя память перепрыгивает вперед на пару минут, совсем как игла на пластинке. Я занимаюсь самым обычным делом и внезапно вижу, что время прошло, понимаешь? Минут пять или десять, точно не знаю. Но между тогда и сейчас полный провал. Не так, когда забываешься за каким-то рутинным занятием, но все-таки сознаешь, что время идет. Нет, больше похоже на… вот как будто просыпаешься от наркоза.
– Больше похоже на микроинсульт, – сказал Денни, – или что-то подобное. Приступ.
– Приступ? Не знаю.
– Ты говорила врачу?
– Нет, конечно.
– Но может, это легко лечится.
– В моем возрасте все трудно лечится, – возразила Эбби. – К тому же такое со мной случается не часто. Совсем не часто.
– Хорошо. Значит, ты говоришь, что вышла в грозу посмотреть яму.
– Нет, гроза кончилась. И дождь прекратился. Но вообще да, именно так. И я была в тапочках и в ночной рубашке и без ключей от дома. Зачем мне ключи? Обычно замок сам не захлопывается. Ох, до чего же я ненавижу автоматические замки! Это небось твой отец постарался, он все время с чем-нибудь возится. Ну а потом он, естественно, не слышал, как я его зову, потому что давно уже крепко спал, совсем стал глухой, ты ведь знаешь. Я кричала, стучала… Позвонить-то не могла, электричества ведь не было, да и не слышит он звонок почти никогда. Я даже бросала камешки в окно нашей спальни, но оказалось, что это довольно-таки бесполезное дело, не как в книгах. И в конце концов подумала: что ж, устроюсь в гамаке и дождусь утра. И, скажу тебе, это отнюдь не плохо. Приятно даже. Света нигде нет, не горят ни фонари, ни окна в домах, и только слышно, как вода капает с деревьев и квакают древесные лягушки. Я пристроилась в гамаке и заснула, а утром проснулась все равно слишком рано, твой отец еще спал. И я решила погулять и посмотреть, что натворила гроза. Тут была настоящая зона бедствия, Денни! Посреди улицы поваленные огромные стволы, ветки, всюду оборванные провода, против дома Браунов расплющенная машина… Там-то меня и застала Сакс Браун. Я проверяла, не застрял ли кто в этой машине. Представляю, как оно выглядело со стороны: я за полквартала от дома в ночной рубашке с грязным подолом. – Эбби хихикнула.
– Понятно… – ответил Денни.
– Но это еще не повод приставлять ко мне сиделок.
– Нет, не повод, – кивнул Денни.
– Вот и хорошо.
– Это скорее стечение не подвластных тебе обстоятельств. Такое мне хорошо знакомо.
– Значит, ты согласен, что вам не нужно здесь быть? – спросила Эбби. – Нет, не подумай, мне нравится, что вы с нами. Но в этом нет нужды, понимаешь?
– Почему ты Стему этого не рассказала?
– Стему? Я рассказала. Вернее, попыталась. Я всем попыталась рассказать.
– Почему же ты его не попросишь уехать? Почему меня, а не его?
– Детка, я не прошу тебя уехать. Я надеюсь, что ты пробудешь у нас сколько захочешь. Я только говорю, что мне не нужна сиделка. Ты вот сразу во все вник. А Стем… не может. Они с твоим папой на одной волне. Они раскидывают умом и вырабатывают мнение, понимаешь, о чем я?
– Прекрасно понимаю, – ответил ее сын.
Эбби с явным облегчением откинулась на стуле, и лоб ее уже начал разглаживаться, но тут Денни со словами «Каждый раз одно и то же» встал и вышел из кухни.
По несчастливому совпадению к воскресному ланчу явилась очередная «сиротка». Некто Атта с безумно сложной фамилией – недавняя иммигрантка лет под шестьдесят, тучная, пастозная, в толстом платье с ремнем и в чулках, похожих на эластичный бинт, хотя стояла жара, тридцать три градуса, и чулок в Балтиморе не видывали уже несколько месяцев. Ее не ждали, и вдруг она забарабанила по сетчатой двери с криками:
– Эй! Эй! Я правильно пришла?
«Иа», так она произносила, и «прийщла».
– Ой, боже мой! – воскликнула Эбби. Она вслед за Стемом спускалась по лестнице, оба несли стопки бумаг, которые надеялись пристроить на веранде. – Атта, верно? Надо же! Я ужасно рада…
Передав свои бумаги Стему, она открыла сетчатую дверь.
– Я рано? – поинтересовалась Атта, вваливаясь в дом как слон. – Думаю, нет. Вы говорили, двенадцать тридцать.
– Нет, конечно же нет. Мы тут просто… Это мой сын Стем, – представила Эбби. – Атта в Балтиморе недавно, Стем, и пока не знает здесь ни души. Мы с ней познакомились в супермаркете.
– Здравствуйте. – Стем кивнул гостье из-за кипы бумаг. – Прошу прощения, я пойду положу это куда-нибудь.
– Проходите, пожалуйста, – пригласила Эбби. – Вы легко нас нашли?
– Легко в достатке. Но вы точно говорили двенадцать тридцать.
– Да? – произнесла Эбби смущенно – вероятно, из-за своего вида: широкие штаны цвета морской волны чуть ниже колен и блузка без рукавов с цепочкой английских булавок, пристегнутой на уровне соска. – Мы по-домашнему, – объяснила она, – у нас не особо принято наряжаться. А вот и мой муж! Ред, это Атта. Она пришла на ланч.
– Очень приятно. – Ред наскоро пожал руку Атты, не расставаясь с отверткой: снова возился с проводами в щитке.
– Я не ем красный мясо, – громко и без интонации сообщила ему Атта.
– Нет?
– В своей стране я ем мясо, но здесь в него кладут гормоны. («Кхормоны».)
– А-а, – отозвался Ред.
– Садитесь, пожалуйста, – сказала Эбби, а когда Стем вернулся с веранды, добавила: – Стем, сядь и поговори с Аттой, а я пока займусь едой.
Стем бросил на мать отчаянный взгляд, но Эбби ослепительно ему улыбнулась и вышла.
В кухне Нора резала на столе помидоры.
– Что же делать? – обратилась к ней Эбби. – У нас нежданная гостья, и она не ест красного мяса.
Нора, не оборачиваясь, предложила:
– Может, сделать салат из тунца? Дуглас купил.
– О, хорошая мысль. А где Денни?
– Играет в мяч с мальчиками.
Подойдя к сетчатой двери, Эбби выглянула во двор. Сэмми, не поймав мяч, бежал за ним, а Денни стоял и ждал, лениво постукивая по своей перчатке.
– Ладно, пусть играют, – пробормотала Эбби. Протяжно вздохнула: – О господи! – и направилась к холодильнику за ледяным чаем.
