– Шанс? – Спросил Колян, подумав о том же.
– Может быть.
– Не переживай, еще встретитесь, – заверил его Тихон.
– Где?
– Как все нормальные люди – на том свете.
– Хватит, слушать тошно! – Неожиданно заявил Главный. – Как будто в палату у Сербского попал. Никого больше не ждем?
Эта фраза меня насторожила. Одновременно я заметил неуловимые движения его подчиненных – они все еще находились в чрезвычайно удобных позициях как для обороны, так и для атаки. Профессионалы. На людей Иван Иванович не поскупился.
– А теперь оба легли туда же, рядом с этим придурком. Живее!
На нас нацелились три пистолета. Спецы стояли у вершин правильного треугольника и в любой момент могли открыть огонь без риска ранить друг друга.
– Ты кого притащил?! – Куцапов, мгновенно протрезвев, кинулся к столику.
Он распахнул пиджак и даже успел взяться за удобную рукоятку, однако на этом его сопротивление закончилось. Одна-единственная пуля, выпущенная из пистолета с глушителем, перебила ему позвоночник, и Колян тихо осел, роняя на себя ворох журналов.
Отсутствие Куцапова на кровати объяснялось простой и страшной причиной: человек не умирает дважды. Лишь сейчас я понял по-настоящему, что значит прервать жизнь. Куцапов-старший, а с ним и целый мир, превратились в фантом. Никакой торговли тушенкой, никаких засад на иракских офицеров, никаких двадцати пяти лет. Все, что он сделал за вторую половину жизни, стало лишь вероятностью. К реальности это уже не имело ни малейшего отношения.
Я улегся возле Тихона, и он снисходительно фыркнул.
Открылась и закрылась дверь – в комнате появился кто-то еще.
– Грязно, – неодобрительно сказал Фирсов. – Пять минут, и уже покойник. Радист, опять ты отличился? Ведь покараю!
– Вооружен, – коротко ответил невидимый с пола Радист.
– Кто он?
– Некто Куцапов, – подсказал новый голос. – Список «три», подробности уточняем.
– Связи, связи! – Нетерпеливо произнес Иван Иванович. – Снимите с рыжего намордник. Личность установили?
– Нет информации.
– Уволю!
– Работаем, – смиренно отозвался голос.
– Этот хитрожопый пусть повернется.
Мне врезали по почкам, и я автоматически перекатился на спину – повторения не хотелось.
– Для начала объясни, откуда ты взялся. Двойник твой – человек, как человек, никуда не лезет. А ты что за птица?
– Иван Иванович, вы все не так поняли!
Тихон улыбнулся, и из его разбитой губы снова потекла кровь.
– Кто написал письмо?
– Вы. Проверьте почерк!
Это был мой первый и, к сожалению, последний аргумент.
– Откуда сведения? – Настаивал Фирсов. – Это что, провокация?
– От вас.
– Врешь! Я не мог этого знать.
Как не мог? Разве там не про него? Что в письме?!
– Я думал, ты сволочь, – сказал Тихон. – А ты дурак.
Иван Иванович нахмурился и повернулся к рыжему.
– Почему он за тобой охотится?
– По твоему приказу.
– Вы, друзья мои, чего-то не уяснили, – скорбно проговорил полковник. – В спецкамере вы расколетесь на счет «раз», просто я даю вам возможность разойтись по-хорошему.
– Иван Иванович, – спокойно сказал Тихон. – У тебя сейчас одна печаль: как бы самому туда не попасть. Войска в городе видел? Письмецо-то опоздало! Теперь тебя никакая синяя папочка не спасет.
Фирсов задохнулся и несколько секунд впустую раскрывал рот. У него в кармане тренькнул мобильный телефон, но он раздосадованно треснул трубкой о стену. Главный угадал приказ начальника с полувзгляда и звонко щелкнул предохранителем. Я судорожно сжал в ладонях оба дырокола. Аппараты, способные опрокинуть мир, были бессильны против одной острой капли металла.
То, от чего я ушел в четверг, случится в понедельник. Сегодня. У Главного нет чемоданчика, но он обойдется и пистолетом. Как странно, я сам лишил себя трех дней жизни.
– Недоумок поганый, – шепнул мне Тихон.
По белоснежной поверхности потолка разбежались, быстро затухая, ровные круги, и из центра этого волнения выпало что-то темное. Оно глухо стукнуло по ковровому покрытию и, подкатившись к Фирсову, замерло. Иван Иванович машинально поднял с пола предмет и, взвесив его в руке, зачарованно произнес:
– Без чеки…
В гробовой тишине стало слышно, о чем бурчит телевизор.
– Мы прервали нашу программу, чтобы передать экстренное обращение Президента Российской Федерации, – сказали там.
Потом был взрыв.
Часть 5
ЗАВТРА БУДЕТ ЛУЧШЕ
Кажется, я куда-то летел. Сносил спиной какие-то перегородки, врезался грудью во что-то острое и несся дальше – пикировал, проваливался, падал. Это длилось не долго и было совсем не похоже на то, что рассказывают люди, испытавшие клиническую смерть.
Я пошевелил головой – что-то воткнулось в горло и разбудило приступ тяжелого влажного кашля.
– Ох ты, ожил! Земляк, сигареты есть?
Надо мной стоял высокий старик с впалыми щетинистыми щеками и смуглым горбатым носом.
– Поднимайся. Пойдем, покурим.
– Что это у меня?
Я потрогал тонкий стержень, торчавший прямо из тела, и его движение отдалось неприятной щекоткой под ребрами.
– Зонд, – объяснил старик. – Жидкость из легких откачивали. Они всегда его оставляют, вдруг пригодится, – он взялся за стержень темными окаменелыми пальцами и внезапно потянул на себя.
Гибкая трубка легко вышла наружу – пятнадцать или двадцать сантиметров розовой пластмассы. Я вновь закашлялся и сплюнул на пол какой-то комок.
– Пошли, – дернул меня старик. – Одному надоело.
– Не слушай его, – раздалось из дальнего угла. Там кто-то зашевелился, и колченогая капельница звякнула полупустой склянкой. – Это Олег, у него не все дома. Олег!
– Чего тебе?
– Отстань от него. Пусть оклемается.
– Не коллектив, а черт те что! – Сокрушенно произнес старик и поперся прочь.
– Меня зовут Женя, – представился мужчина. – Сейчас иголку вытащат, тогда подойду.
Я приподнялся на локте и оглядел помещение. Кроме того, что это была больничная палата, я ничего не узнал. Пять кроватей, три из которых пустовали, но не были застелены, – пациенты по укоренившейся в русской медицине традиции где-то шлялись – пять тумбочек с термосами, кружками и мятыми салфетками да косая капельница, нависшая над бородатым Женей. На окнах – крахмальные занавесочки, загораживающие голубое небо.
