— Перестань…
— Чего это я свое мнение высказываю, да?… Я же одноразовый!
— Это не мнение, это истерика.
— Ну и что? Имею право. А ты слушай! — заорал Олег. — Слушай меня, понял?! Слушай, человек из светлого завтра! А если не нравится — мотай отсюда! Я вас не трогал, меня вообще не было! Это вам нужно, а не мне!
— Да, я так и сказал. Нам.
— А почему же… — Шорохов задохнулся от гнева и хлопнул по ремню. — Почему же, твари, вы мною вертели?… Вот что… Вот что, ребята… Я ничего для вас делать не буду. Я отказываюсь.
— От чего отказываешься?
— От всего. О чем бы ты ни попросил.
— А я тебя просил о чем-то? Это ты пришел просить, — спокойно произнес Иванов. — Пришел, потому что ищешь свою Прелесть. Я знаю, где ее можно найти. Точнее — как…
Шорохов навис над диваном.
— Я пришел… Значит, я еще должен вам в ноги падать… Здорово. Не дураки, ребята, не дураки… — Он побарабанил пальцами по карману с револьвером. — За услугу я возьму с твоего человечества так дорого, как только смогу.
— Услуги не нужны.
— Ты не понял. Я бы, наверно… я бы давно и не жил. Мне незачем. Просто… есть одна причина. Есть… И не дай бог она у меня пропадет. Ты врубаешься?
— Врубаюсь, — дружелюбно отозвался Иванов. — Но эта… причина… она зависит только от тебя. Ты идешь своей дорогой и сам все делаешь. Не ради человечества, а ради себя самого.
— А ты?… Ты-то кто на моей дороге? Шлагбаум? Трамплин?
— Часть пути.
— Ты хотел сказать — часть программы…
— Программу тебе составляла Служба.
— Ты ни при чем, значит… И в этой служебной конуре оказался случайно, — с издевкой проговорил Олег. — Там, где должен сидеть координатор отряда или кто-нибудь повыше…
— Повыше. И он здесь сидит, в этой самой конуре. Только не в этой редакции.
— Ася тоже не в этой редакции?
— Здесь она явилась в Службу.
— Все-таки явилась?…
— И ее компенсировали, уничтожили, — пояснил Иван Иванович.
— Я знал, что так будет… Только где сама Служба? Бункера нет…
Иванов криво усмехнулся.
— Иди, Шорох. Остальное позже. Иди, сделай что-нибудь лично для себя. Как ты хотел. Для себя, для Прелести… это ведь одно и то же. Доставай железку. Минус шестьдесят пять минут.
— А перед барьером… В две тысячи семидесятом, когда ты мне орал, чтобы я уходил вперед… Там тоже нужен был скачок? И через что я перескакивал? Если бы я остался встречать Новый год… Что бы со мной было?
— Что и со всеми. Граница… — Иванов пожал плечами. — Нормальный человек вряд ли способен это осмыслить. Ну-у… По одну сторону забора — тысяча дорог, по другую — лишь две. И вся тысяча вливается в первую. А нужна вторая.
— Вторая дорога — это и есть твоя магистраль? Твое будущее? И ты хочешь перевести стрелку… Найти подходящую дорогу из нашей тысячи и соединить со своей…
— Найти и соединить? Нет. Время — как вода. Все совместится само, если совпадет.
— Что совпадет?… С чем?… Ты же сказал: тысяча дорог, из которой нужно выбрать…
— Насчет «выбрать» разговора не было, — возразил Иван Иванович. — Если бы эта магистраль сформировалась, она бы уже слилась с нашей.
— То есть как?… Значит, начала вашей магистрали еще нет?! У вас нет прошлого?…
— Объективно нет и нас самих. Мы — следствие не возникшей причины. Вероятное продолжение того, чего пока еще не случилось. И магистраль, которая нам необходима…
— Ее нужно не выбрать, а создать, — догадался Шорохов. — А не будет так, что после тебя придут те, с другой дороги? Оттуда, куда наше… стекает. — Он мог бы подобрать слово помягче, но не счел нужным. — Они же не глупее вас, наверно И они тоже потребуют своего. И почему бы нет? Чем вы лучше?
— Мы?… Тем, что существуем. Хотя бы как вероятность. У реальности больше прав и больше силы, на ее стороне — естественный ход событий и само время как система. На нашей — только желание быть… Но из реальной магистрали никто не придет, — уверенно заявил Иванов.
— Почему это?
— Потому, что некому.
— Как некому?! Тысяча дорог…
— Ну, «тысяча» — это так, фигура речи. Количество редакций вашего настоящего стремится к бесконечности.
— И все ведут к одному?…
— К одному. Человечество не выживет. Не должно выжить по исторической логике.
Шорохов заметил, что уже несколько минут теребит сигарету, и сунулся по карманам. Иванов привстал и протянул ему зажигалку.
— На. Завалялась…
Олег вспомнил — разумеется, из подсадки, больше было неоткуда, — что Иванов вроде бы не курит. Выходит, держал специально для него… Да и само движение у Ивана Ивановича получилось торопливое, слегка суетное… и какое-то напряженное Оно-то его и выдало. Ему, «человеку из светлого завтра», было отнюдь небезразлично, как поступит Олег.
Прикурив, Шорохов раскрыл синхронизатор.
— Семнадцать часов двенадцать минут, — подсказал Иванов.
— Я вам все-таки нужен… — Олег неторопливо набрал «17–12». — Ну-ужен… Да?
— Да, — ответил Иван Иванович с неохотой.
— А может, она права? — нахмурившись, спросил Шорохов.
— Кто?
— Логика. Историческая. Если бесконечное множество путей сходится в одной точке… В общей могиле… Может, туда вам и дорога?…
Удовлетворившись замешательством Иванова, Олег стартовал.
«Человек из светлого завтра» озадаченно хмыкнул, потом откинулся на спинку дивана и расхохотался.
* * *
— Здравствуйте, Олег Алексеевич…
Шорохов не сразу сообразил, что обращаются к нему, — во-первых, по имени-отчеству его никто не называл, разве что в фальшивых воспоминаниях. А во-вторых… клон, скопированный с прототипа, еще мог носить какое-то отчество, хотя и с оговорками. Клон же, созданный, так сказать, «полетом фантазии», ни отца, ни матери не имел — даже формальных. Если только не считать родителями тех, кто…
— Алексей, — представился человек, и Шорохов вздрогнул.
В том же кабинете, на том же диване вместо долговязого Иванова сидел пухлый мужчина лет тридцати пяти, по-девичьи румяный. Редкие волосы неопределенно-каштанового цвета были зализаны назад и жалко кучерявились за ушами тоненькими маслеными завитушками.
— Олег Алексеевич, вы… — Пухлый спохватился и торопливо взглянул на часы. — О!.. Двенадцать минут шестого… Отлично! Олег Алексеевич… тьфу… — Он словно бы спохватился опять, и Шорохова эта нарочитая рассеянность позабавила. — Или просто Олег… Или лучше Шорох?…
