— «Миллион» — это чего? Рублей?… копеек?… тугриков?
— Тугриков!.. — крякнул подполковник. — Миллион евро, который вы получите в своем настоящем.
— Богато живете… И скоро в России так сорить деньгами научатся?
Вопрос был вроде бы абстрактным, и Шорохов надеялся, что как-нибудь проскочит.
— Смотря кто, — сдержанно ответил Федяченко. Не проскочило.
— И смотря за что, — сказал Олег, закуривая. — Ликвидация… Звучит слишком неопределенно.
— От вас требуется организовать убийство одного типа.
— Спасибо, не двух…
— Убивать никого не надо, только подготовить. Мой доверитель все сделает сам.
— Он что, охотник? Скальпы собирает?
— У него была давняя мечта, и сейчас он принял решение ее осуществить.
— Мститель? Самое противное — это мстители.
— Миллион двести, и мы продолжаем, — сказал Федяченко. — Да!.. Вы, наверное, торопитесь? Не стоит. Сегодня здесь ничего не случится, никаких вторжений. Просто нам нужно было где-то встретиться.
— Вам известно, где я служу…
— Где и когда, — подтвердил подполковник. — И многое другое. О, не волнуйтесь, я вас не шантажирую, это бессмысленно. Только добровольное сотрудничество, откажетесь — никаких претензий. Мнемокорректор для вас у меня найдется. И… чуть не забыл! — обрадовался Федяченко. — Разоружать вас я не буду, это невежливо, но обязан предупредить: во-он там… — он показал на здание, выходящее из-за больницы углом. — Мой снайпер. Не обессудьте. Всего лишь меры предосторожности.
— Сколько же вас здесь сшивается?
— Семеро. Это те, про кого я знаю. Не исключено, что мой доверитель подстраховался еще и самостоятельно. Имеет право.
— Твой доверитель, раз он так крут, мог бы и без меня обойтись.
— Проблема в том, что вы это компенсируете. И все останется, как было.
— Обязательно компенсируем. И еще накажем.
— Это вряд ли. Но скандал действительно нам не нужен. А нужен результат. Обеспечьте его, Шорох. И мы обеспечим вас.
Олег отстрельнул окурок и вытащил вторую сигарету. Теперь ему стало интересно по-настоящему.
— Любое вторжение отслеживается, — сказал он, — Вторжение без последствий невозможно, ради них оно и совершается. Последствия себя проявляют. Служба реагирует. Вы же не купите всю Службу?
— Прекратите, Шорох. Этим все занимаются, шила в мешке не утаишь. Ну, пусть не все… только хорошие специалисты. А Служба реагирует, что ей еще делать?… Но некоторые вторжения так запутаны, что корректно компенсировать их нельзя. Я мог бы и к другому оперу обратиться, но вы, Шорох… вы мне кажетесь лучшим. Миллион четыреста.
Олег поперхнулся дымом. Если это была все-таки провокация…
— Поверьте, Шорох, я не провокатор. — Федяченко посмотрел ему в глаза, и Олег почему-то поверил. — Я… тоже специалист в своем роде. Агент по особым поручениям, так сказать.
— Допустим, — молвил Олег. — Пока только допустим… В каком году он хочет это сделать?
— В две тысячи третьем. Это рядом с вами, так что ваш визит туда будет вполне оправдан.
— И кому он собрался мстить?
— Пол — мужской, возраст — семьдесят.
— Убивать старика? Отвратительно… Сам-то он из две тысячи сорокового, не ближе.
— Чуть подальше, но примерно так.
— В вашем времени он давно уже мертв…
— Воля доверителя, — пояснил Федяченко. — Ему не нужна естественная смерть, он желает убить этого человека лично. И данный вопрос не обсуждается.
— Убить старика… Что за мерзость? Он у вас не извращенец?
— Извращенцем был как раз старик, — ответил подполковник. — Отец моего доверителя. Если угодно — доверительницы. Ей тоже ровно семьдесят, и она ничего не забыла, — Федяченко помолчал, разглядывая свои полированные, совсем не милицейские ногти. — Вы меня устраиваете, Шорох. Полтора миллиона, и сделка состоялась.
— Слишком быстро, — возразил Олег. — Мне надо подумать.
— У вас в запасе еще долгие годы. Пока вы на службе — думайте. Согласитесь ли вы сию секунду, или через пять лет — для нас, как вы понимаете, это роли не играет. Ведь с нашей точки зрения…
— Что? — встрепенулся Олег. — Что с вашей точки?! Это… все уже случилось?!
— Гонорар я мог бы отдать вам прямо сейчас, — сказал Федяченко. — Вы справились блестяще.
* * *
К метро Олег не пошел. Глупо беспокоиться о таких мелочах, как лишний прогон машины с пассажиром, которого нет и не было, когда тебе сообщают, что вся твоя жизнь уже расписана наперед. Ничего нового фактически: инструктор говорил то же самое, но Олег успел поверить, что операторов это не касается. Просто ему очень хотелось поверить.
Олег не заметил, как под вытянутой рукой остановилась серая «Волга». Он назвал адрес, водитель спросил: «Сколько?», Шорохов сказал: «Сколько хочешь». Он же миллионер, так какого хрена?… Банкоматы были щедры, да и обещанный мешок евро, в девяносто пятом пока еще никчемный, согревал даже в перспективе.
Олег не желал браться за это дело, но он боялся, что его личное мнение ничего не решает. Как, впрочем, и все остальные мнения. Свободу выбора нельзя купить ни за полтора миллиона, ни за все деньги мира — просто потому, что ее, свободы, не существует. Возможность пройти по единственной дорожке, совершить набор строго определенных действий — и ни шагу в сторону. Подсмотреть, что там в конце, и удовлетворенно застрелиться…
— …холодно… — обронил водитель.
— Что?… — Олег прослушал и теперь не знал, переспросить или отмахнуться.
— Прохладно, говорю, сегодня.
— В декабре прохладней, — отстранение ответил Шорохов.
Водитель пошевелил бровями и занялся магнитолой. Развивать тему он не рискнул.
Олег, оторвавшись от размышлений, повернулся к окну. Ничего знаменательного там не оказалось. Шорохову было безразлично — и то, что появляется впереди, и то, что остается сзади. У него отняли даже не свободу, а веру в какую-либо свободу вообще. Самое ценное, что есть в жизни, — иллюзию выбора. Отняли. Хотя… именно об этом и предупреждал когда-то вербовщик.
Вздрогнув, Олег сфокусировал взгляд на маленьком «Фиате», сверкающем после мойки. «Волга» начала останавливаться у светофора, и «Фиат» тоже притормозил. На стоп-линии они встали впритирку, дверь к двери.
Шорохов разглядывал соседний салон — рядом, буквально в метре, сидела Ася. Кроме нее, в машине находились еще двое молодых людей, худощавых, крашеных и невыносимо стильных — по меркам девяносто пятого. Вся компания болтала и трясла головами, то ли под музыку, то ли так, от благого расположения духа.
