Еще день спустя Тайя сообщила, что говорила с Первым. Тот заинтересовался и намерен встретиться с Ясенем, чтобы расспросить лично. Надо лишь подождать немного – у Первого есть дела.
И вот момент настал.
Они вышли из дома. Никто их не конвоировал. Впрочем, будь Ясень даже матерым профессиональным шпионом, вынюхивать тут все равно было нечего. Крошечный поселок, бревенчатые домики. Люди выглядят совершенно обыденно. Женщин, правда, мало, но это и понятно – здесь просто пограничный форпост. Хотя и общее население плоскогорья, надо думать, невелико. Во всяком случае, если исходить из того, что тут живут только те, кто поднялся снизу.
К удивлению Ясеня, попалась даже парочка лошадей. Тайя объяснила, что в принципе их тоже можно опоить и провести через склон, но зелье приготовить сложнее. Лошади, сказала она, более тонкие натуры, чем люди. Подниматься верхом нельзя. Сонный всадник на сонном коне – это уже слишком рискованно. К счастью, иногда удается проводить лошадок без седоков, но это морока жуткая.
Тайя свернула в один из дворов. Двое бойцов, которые там дежурили, уставились на Ясеня с подозрением, но пропустили. Видимо, их предупредили заранее.
Человек, сидевший в комнате за столом, неторопливо поднялся гостям навстречу. Улыбнулся девушке, потом перевел взгляд на Ясеня. Несколько мгновений они стояли, всматриваясь друг в друга.
Хозяин дома был неладно скроен, да крепко сшит. Широкие плечи, короткая шея, мощные руки. Короткострижен, с резкими чертами лица. Уже немолод. Одет по-походному – крепкая куртка, штаны из грубой ткани, тяжелые сапоги. В общем, встретишь такого где-нибудь на базаре – пройдешь мимо и забудешь через секунду. Если, конечно, не заглянешь в глаза. Ясень за последнее время привык всерьез относиться к тем, у кого во взгляде таятся отблески далекого пламени.
Хозяин сказал, обращаясь к Тайе:
– Ты не ошиблась. Теперь я вижу.
– Да, не ошиблась, – она улыбнулась едва заметно.
– Оставишь нас ненадолго?
– Конечно.
Она вышла. Хозяин вернулся за стол, пригласил:
– Садись, побеседуем. Значит, ты Ясень?
– Да. А как мне тебя называть?
– Здесь меня называют Первым. Не в смысле «лучший» или, положим, «главный». Нет, просто я и в самом деле был первым, кто поднялся сюда. А когда поднялся, понял, что мое прежнее имя уже не играет роли. Как и то, кем я был в прошлой жизни. Важно лишь то, кем я стал теперь.
– А кем ты был в прошлой жизни? – немедленно спросил Ясень.
– О, это непростая история, – Первый усмехнулся. – Когда-то я грабил обозы. Даже не просто грабил, а был предводителем, атаманом. В степи меня знали все. Но однажды я дал промашку, меня поймали. Держали в яме несколько лет. А потом казнили.
– Не понял?
– Моя вина, по мнению судей, была столь велика и неоспорима, что меня приговорили к солнечной казни. И исполнили приговор.
– Солнечная казнь? В смысле, когда плакало солнце, тебя…
– Приковали к эшафоту, как и положено.
– Но ты ведь живой?
– Как видишь.
– И как такое возможно?
Хозяин ответил не сразу. Словно прикидывал, сможет ли собеседник его понять.
– Солнце не пожелало, чтобы я умер. Оно решило иначе. Когда меня доставили к эшафоту, я был изуродован пытками и ничего не осознавал. Но солнце освободило меня. Подсказало, куда идти. Вернуло мне разум и исцелило тело.
– Погоди-погоди, – Ясень потер виски. – Я ведь помню эту историю. Ты говоришь – в степи? Я тоже оттуда. Белый Стан, смена цикла?
– Да.
– Хочешь сказать, ты Угорь?
– Так меня звали. Но это в прошлом.
– Значит, ты решил подняться на Ледяной Стол, – Ясень пытался соображать. – Но если ты был первым, то не мог принять зелье. Чтобы найти тропу, нужна ясная голова. Как руда тебя пропустила?
– А как она пропустила тебя? Ты ведь не спал, я правильно понимаю?
– Не знаю! Я выпил зелье, но не заснул…
– Меня вело солнце, – спокойно сказал хозяин. – И если ты здесь, значит, и тебя тоже. Все просто.
На этот счет у Ясеня были некоторые сомнения. Если солнце вело его, то почему отвернулось брезгливо, когда он начал подъем? Что-то подсказывает ему, что картина сложнее. Вот только он до сих пор не может увидеть ее всю целиком.
– А как же проводник, который шел с нами? – спросил Ясень. – Он же обычный человек, насколько я понимаю. И если он ведет группу, то должен хоть что-то видеть сквозь сон. Я, кстати, помню – он зелья только чуть-чуть глотнул.
– Ты прав. Он спал, если угодно, вполглаза. Осознавал, что происходит вокруг.
– Почему тогда с ума не сошел?
– Зелье все же притупляет ощущения. И две-три ходки выдержать можно. У этого была третья. Он, в любом случае, умер бы наверху.
– Ого. Как же они вообще соглашаются?
– Это каторжники. Они добывали руду. Не здесь, конечно, а дальше на юге на одиночных жилах. Там они умирают медленнее, но обречены в любом случае. Я даю им возможность умереть с пользой.
– Люди бегут с каторги, чтобы послужить тебе один раз и сдохнуть?
– Они служат не мне, а солнцу. Оно позволяет им искупить грехи. Как некогда позволило мне. Согласись, это справедливо.
– Солнце, значит, – пробормотал Ясень. – Ну положим. Пусть даже так. Но ведь надо еще, чтобы они поверили! Я смотрю, ты убеждать умеешь…
– Умею, – не стал отпираться тот, кого раньше звали Угрем. – Я даю им надежду. Некоторым – надежду на достойную смерть, большинству же – на достойную жизнь.
– Ага, – сказал Ясень, – вот об этом я и хотел спросить. Ладно, про смертников с каторги судить не берусь. Но остальные? Как правило, люди хотят от жизни чего-то конкретного. Что такого ты им посулил, чтобы они все пошли за тобой? И, самое главное, зачем ты их тут собираешь?
Хозяин встал, прошелся из угла в угол. Заговорил после долгой паузы:
– Поселок стоит недалеко от края обрыва. Пойди посмотри на юг. Там, за горами, лежит страна, из которой ты прибыл. Она существует уже тысячи лет. Сменяются циклы, люди рождаются, умирают. Но все остается по-прежнему. Драконы правят, Волки и Ястребы им завидуют. Крестьяне пашут, воины втыкают друг в друга клинки. Старые дурни в храмах блеют что-то про смирение и свет…
«Круто берет», – подумал Ясень, а собеседник между тем продолжал:
– Они что, всерьез полагают, что им ведома воля солнца? Чванливые глупцы. Да, солнце освещает дорогу. Но пройти по ней мы должны сами, своими силами. Этот путь тернист, на каждом шагу опасность, но лишь так можно подняться к вершине. А эти, в храме, хотят, чтобы мы еще тысячу лет сидели в болоте, таком уютном и теплом. Ты понимаешь?
