– Где наша не пропадала!
Зрители за флажками радостно завопили. Похоже, наглый тип тут пользовался успехом. Он помахал рукой, поклонился и решительно шагнул к факелам.
Пламя колыхнулось. Его языки с двух сторон потянулись к человеку. Лиловый дымок, который до сих пор поднимался к небу тонкими струйками, теперь стремительно уплотнялся. Его жгуты изгибались, словно живые. Один из них коснулся парня между лопаток. Тот вздрогнул, будто обжегся. Дымные шлейфы змеились вокруг него, закручивались поземкой.
Ясень вспомнил, что вчера у мертвого дерева он видел нечто похожее – лиловая вьюга, горячий снег. С той только разницей, что тогда метель бушевала над всей землей, а сегодня лишь в коридоре между рядами факелов. Как будто сейчас приоткрылся фрагмент того огромного мира. И это явно не совпадение. Теперь бы еще понять, какой отсюда следует вывод.
Доброволец между тем заметно растерял свою прыть. Щупальца вьюги удерживали его, цеплялись за ноги, обвивались вокруг запястий. Он вырывался, делая новый шаг, но с каждым разом это давалось ему труднее. Поднял руку к лицу – то ли прикрывал глаза от едкого дыма, то ли хотел уберечь себя от чего-то видимого только ему. Но продолжал идти.
Из коридора, где бесновался шторм, не доносилось ни единого звука, словно его обнесли стеклянной стеной. Зрители затаили дыхание. Мертвая тишина царила над полем, когда парень, дойдя до последних факелов, замер. Казалось, метель одержала верх и сейчас собьет его с ног, но он вдруг рванулся, собрав последние силы. Лиловые путы лопнули, и первопроходец выскочил наружу, прямо к трибуне.
Он не рухнул на землю – лишь припал на одно колено, будто желая выразить почтение судьям. Это получилось у него настолько естественно, что толпа восторженно заревела.
– Вот гаденыш, – с уважением сказал Жмых.
Любимец публики поднялся на ноги, поклонился. Ясень сейчас не видел его лица, но готов был поспорить, что наглый тип опять ухмыляется. Парень стоял в свободной позе, расправив плечи. Трое аристократов молчали, держали паузу. И наконец, когда зрители слегка успокоились, посланница Драконов произнесла одно короткое слово:
– Нет.
Толпа ошеломленно застыла, потом над площадкой пронесся ропот. К парню подошли городские стражники и повели его за флажки. Теперь уже сомнений не оставалось – его отвергли. Иначе бы к нему вышли бойцы одного из кланов. Смельчак растерянно крутил головой – похоже, не мог поверить в такой исход.
– Ни хрена себе, – буркнул Жмых. – Кого ж им надо, вообще?
Ясень не ответил, лихорадочно размышляя. Он, конечно, знал, что берут далеко не всех. А те, кого приняли, ничего потом не рассказывают. Во-первых, запрещено, а во-вторых, им, по слухам, дают какое-то зелье, стирающее память об испытаниях.
Но в самом деле – почему не взяли шустрого типа? Ведь, надо признать, держался вполне достойно. Значит, пройти коридор до конца – не главное. Что-то происходит там, в лиловом дыму, и от этого зависит решение. Но что именно – снаружи не разобрать. И есть только один способ это проверить…
– Звенка, – сказал Ясень. – Увидимся в городе, хорошо?
– Постой, – она моргнула, – ты… Ты хочешь уже идти?
– Все равно кому-то придется.
– А я? Ты меня тут бросишь?
– Вместе нам нельзя, ты же знаешь. А я пройду, вот увидишь. И вам всем тогда уже проще будет…
– Ясень, – она вдруг всхлипнула, – пожалуйста, не уходи. Я чувствую, знаю – если пойдешь сейчас, никогда уже не вернешься. А хочешь, давай плюнем на все и сбежим отсюда? И пусть они провалятся, Ястребы эти вместе с Волками. Устроишься в стражу – ну в городскую… Тебя возьмут, а если что, я дядю попрошу, он поможет, его тут все уважают, правда…
Она частила, давясь слезами, и была сейчас совсем не похожа на ту беззаботную хохотушку, которую он два дня назад увозил с девичьего поля. Ясеню стало не по себе. Он отвернулся и уперся взглядом в трибуну. И опять почудилось, что женщина из драконьего рода посмотрела ему в глаза, а потом усмехнулась – не то презрительно, не то ободряюще.
Он наклонился к Звенке и поцеловал ее в губы. Погладил по щеке и сказал:
– Не бойся, маленькая, все хорошо. Я же обещал, помнишь?
Она растерянно замолчала. Ясень развернулся и сделал шаг из толпы. Все уставились на него, и стало понятно, что менять решение поздно. Медленно, стараясь унять волнение, он двинулся туда, где начинался факельный коридор. Дым уже рассеялся. Огонь утих, как будто поддразнивал – дескать, чего боишься? Заходи, попробуй – плевое дело…
Ясень остановился у черты, за которой ждала метель.
– Готов? – спросил тихо один из стражников.
– Не знаю, – сказал Ясень. – Проверим.
В последний раз оглянулся, желая увидеть Звенку. Но взгляд не мог ни за кого зацепиться, словно все претенденты стали вдруг на одно лицо. Толпа за флажками вообще превратилась в единую безликую массу.
Солнце пригревало, как будто вернулось лето. Ясень вздохнул и посмотрел на трибуну перед собой. Аристократка сидела, небрежно опершись на подлокотник. Губы ее шевельнулись:
– Ну?
И Ясень шагнул вперед.
6
Голова закружилась, Ясень пошатнулся. А в следующее мгновение словно бы раздвоился. Умом он понимал, что по-прежнему стоит между рядами факелов, и чувствовал запах дыма, но глаза видели равнину до горизонта, плоскую и безликую.
Ее нельзя было назвать степью, потому что степь наполнена жизнью, а здесь все как будто вымерло. Воздух неподвижен, ни одна травинка не шелохнется. Небо затянуто облаками. Одним словом, пейзаж унылый до невозможности. Единственный ориентир – небольшая возвышенность впереди. Похоже, этот холмик соответствует трибуне в привычном мире.
Подумав об этом, Ясень удивился собственному спокойствию. Впрочем, все объяснимо, у него есть важное преимущество – вчерашний опыт общения с вестницей. Она ведь тоже утащила его куда-то, где нет людей и солнца не видно. Только там был пожар, а тут пока вроде тихо…
В ту же секунду трава под ногами начала тлеть. Ясень чертыхнулся и напомнил себе, что с мыслями надо поосторожнее. Ладно, без паники. Он знает, что эта равнина – просто иллюзия, испытание духа. Он больше не видит зрителей, но они по-прежнему глядят на него, и Звенка, наверно, умирает со страху. Значит, надо идти вперед.
Зола скрипела под сапогами, хлопья висели в воздухе. Проснулся ветер, дохнул в лицо. Запах гари усилился, стал почти осязаемым. Поземка уже крутилась у ног, дразнилась длинными языками.
Все было как вчера.
Сжав губы, чтобы не глотать горячую пыль, Ясень считал шаги. Девятнадцать, двадцать… По идее он должен быть уже в конце коридора. Но здесь, на равнине, заветный холм почти не приблизился, а идти с каждым шагом становилось труднее. Ноги как будто увязали в трясине, зола обжигала кожу, перед глазами плыли круги. Ясень понял, что должен передохнуть, иначе упадет и уже не сможет подняться.
