– Никогда такого не пробовал, это действительно… дестабилизирует.
Он закашлялся и сморщился, по телу пробежала неприятная дрожь.
– Просыпаться в три часа дня. Курить травку. Проводить время с женщиной-философом. Вот три вещи, которых тебе недоставало и которые я рада тебе подарить.
Жюстина, поддразнивая его, задвигала раздвоенным языком.
– Вот увидишь, после этого тебе приснятся яркие психоделические сны.
Жак снова закашлялся, и девушка показала ему, как правильно курить: дым надо пропустить через мягкое нёбо. У него получилось, и он поразился новым ощущениям.
– Хочешь, я схожу за продуктами для ужина? – спросил он.
– Нет, у меня в морозилке есть все необходимое.
Жюстина направилась к кухонной зоне и вытащила из морозильника что-то похожее на брусчатку из бело-красного кирпича.
– Паста, – объявила она. – Сейчас мы ее разогреем.
Жак взглянул на бесформенную массу, его лицо не выражало особого энтузиазма.
– В чем дело? Ты не любишь пасту? Все ее любят.
– У меня со спагетти связано плохое воспоминание, касающееся моей мамы и подруги.
– Да, с матерями непросто, – вздохнула Жюстина. – Моя, например, обожает шопинг и часами зависает в салонах красоты.
– Моя мама… – Голос Жака дрогнул, но он взял себя в руки. – Моя мама всегда меня поддерживала. Она привила мне любовь к чтению и к медицине, научила меня видеть сны, она замечательная… Единственная проблема в том, что она исчезла.
– Понимаю, она тебя бросила. Называй вещи своими именами.
– Не знаю. Все произошло так внезапно. Должно быть, она…
Неоконченная фраза повисла в воздухе, породив неловкость. Жюстина зажгла красные свечи и села верхом на Жака, зажав ему руки коленями.
– А что это за шрамы у тебя на запястье? – спросил он.
– Попытки самоубийства с помощью бритвы.
Она чмокнула его в лоб и рассмеялась:
– Но ад от меня отказался, видимо, был переполнен. А в рай меня не пустят без аккредитации.
– А это? – спросил он, показывая на шрамики, тянувшиеся рядами по ее плечу под татуировками. – Когда с запястьями не получилось, ты решила взять выше?
– Ты не поймешь… Это тотемные насечки, я сделала их при помощи охотничьего ножа.
Жюстина поднялась и повернулась к нему спиной.
Татуировок на ней было много: скелет, пара игральных костей, туз пик, мотоцикл и несколько фраз, написанных готическими буквами: «Кто нам докажет, что мы существуем?», «Что нас не разрывает, то делает нас эластичнее», «Посадив себя в галошу, однажды проснешься цветком».
– У тебя что, есть привычка записывать лекции по философии на кожу? – усмехнулся Жак.
Она показала свой живот, где тоже были написаны фразы, правда с трудом различимые из-за некачественной работы татуировщика. Жак попытался прочесть их вслух:
– Вещи, которые нужно сегодня сделать: рискнуть… полюбить себя… полюбить кого-то… получить оргазм. А что, клёво!
Чуть позже они перекусили пастой, слушая музыку. Жак утратил всякое представление о времени. Жюстина выгребла из шкафа пластиковые пакетики, наполненные сушеными листьями, и положила на тумбочку. Они покуривали, затем позвонили в службу доставки и заказали две пиццы, затем съели пиццу, запив пивом. Жюстина покопалась в смартфоне и включила Pink Floyd. Когда зазвучали первые аккорды Wish you were here, они заснули в обнимку. Жак постарался не погружаться до пятой стадии из страха повстречаться со своим «постаревшим я».
За весь следующий день они видели только одного человека – наркодилера. Пузатый мужчина с длинной светлой бородой и лысым черепом. Его тело тоже было покрыто татуировками, а кольцо в носу делало похожим на племенного быка. По-видимому, он был прекрасно знаком с хозяйкой студии.
– Я смотрю, вы тут классно проводите время вдвоем, – сказал он, осматривая комнату, в которой все было перевернуто вверх дном.
– Это Патрик – преподаватель философии, – уточнила Жюстина, поворачиваясь к Жаку.
– Я специалист по Ницше, а мои любимые темы – «Радость в разрушении» и «Можно ли быть свободным, не порабощая других?».
– Это… как сказать? Оригинально, – отреагировал Жак.
– Молодежи нравится, но в отношении оценок я все же очень строг. Не в моих правилах поощрять разболтанность в столь важном предмете, помогающем выковывать характер. Студиозы должны уметь приводить доводы, находить подходящие цитаты, логично мыслить.
– А как же работа наркодилера?
– Госслужащие получают немного, едва хватает на оплату жилья. Чтобы возместить расходы за мой Harley-Davidson, потребовалась вторая работа. Хотите сенсимилью? Скоро получу в хорошем качестве из Амстердама.
После ухода Патрика они поужинали пиццей при свечах.
– До нашей встречи я жил в замкнутом мирке своей постели. В полном одиночестве. Это была ошибка. В постели можно жить вдвоем, так веселее, – признался Жак.
– У меня была тетка, которая решила в шестьдесят лет, что больна. Ее дочь тут же превратилась в сиделку. В результате тетя больше не покидала своей постели, даже из комнаты не выходила. Она умерла в 105 лет. Я всегда ей завидовала.
– А что, вполне приятный способ существования.
– Тогда предлагаю тебе побить рекорд по безвылазному пребыванию в постели. Я не имею в виду больных – нет, я говорю о вполне себе здоровых. О таких, как мы с тобой. Сейчас рекорд составляет три месяца. Но нужно по-настоящему не вставать с постели. Мы придвинем к кровати все необходимое и пустимся во все тяжкие. Не будем открывать шторы, будем заказывать на дом еду, наркотики, будем трахаться, слушать музыку, будем пить… ладно, в туалет придется вставать, но это не считается. Будем фотографироваться, будем вести блог… и, может, окажемся в книге рекордов.
Жаку понравилась ее идея, и он согласился. Дни летели незаметно. С запозданием проверив автоответчик на своем телефоне, он узнал, что Шарлотта больше не желает его видеть. Во втором сообщении говорилось, что она действительно не хочет его больше видеть. В третьем – что, даже если он вернется, она его не простит. В четвертом она предлагала увидеться, чтобы «правдиво объясниться». Пятое сообщение доводило до сведения, что она больше на него не сердится, но хотела бы поговорить, чтобы «расставить все точки над “i”».
Шестое сообщение было от сокурсника, интересовавшегося, почему он больше не ходит на занятия.
Консьержка написала, что у нее скопились письма для него.
У Жака было странное ощущение, что эта информация его мало касается. Впрочем, у него даже не было желания слушать новости, чтобы узнать, какой еще способ нашли ему подобные для регулирования численности человеческого рода: война ли, эпидемия, масштабные аварии, фанатизм или загрязнение окружающей среды?.. А, не все ли равно!
