Он поворачивается к Мелани.
– Иди вперед, Лесси, – говорит он. – Веди нас.
– Я думаю, что… – колеблется она.
– Да? Что такое?
– Я думаю, что смогу бежать куда быстрее, чем вы оба, сержант Паркс.
Паркс смеется. Звук, вылетающий из его горла, короткий и резкий.
– Да, я тоже так думаю, – говорит он. – Мы будем стараться не отставать. Держи нас в поле зрения, вот и все.
Но тут у него появляется идея получше, и он разворачивается к Джустин.
– Дай ей рацию, – говорит он. – Если мы потеряем ее, то сможем связаться с ней и сориентироваться.
Джустин протягивает ей рацию, а Паркс показывает, как посылать и принимать сообщения. Это довольно просто, но кнопки рассчитаны на большие пальцы, куда больше, чем ее. Она пробует несколько раз, чтобы наловчиться, и Паркс показывает ей, как пристегнуть рацию к джинсам с розовым единорогом, где она выглядит смехотворно большой и громоздкой.
Мисс Джустин смотрит на нее с одобряющей улыбкой. Но под этой улыбкой Мелани видит все ее страхи, печаль и усталость. Насколько она близка с полному опустошению.
Она подходит к мисс Джустин и быстро, но крепко обнимает ее.
– Все будет в порядке, – говорит она. – Я не позволю никому вас обидеть.
Первый раз они обнимаются так, что Мелани отдает тепло, а не наоборот. Она помнит, что мисс Джустин давала ей такое обещание, но не может точно сказать, когда. Она чувствует острую боль ностальгии по тем временам. Но она также знает, что нельзя быть ребенком всегда, даже если очень хочется.
Она бежит, постепенно ускоряясь. Но не превышая определенного порога, чтобы не потерять взрослых. На каждом новом перекрестке она ждет, пока они не покажутся на предыдущем, показывает им направление, убеждается, что они видят, и бежит дальше. С рацией или без, она не оставит их на произвол судьбы, когда приблизится ночь. Ночь, полная ужасов.
64
Кэролайн Колдуэлл выходит из «Рози» через дверь в кабине, потому что в шлюзе у центральной двери до сих пор находится расплющенный голодный.
Она проходит вперед шагов двадцать. Это, в принципе, максимум, на что она способна.
Долгое время смотрит на серую стену. Несколько минут, наверное, хотя она не доверяет больше своему чувству времени. Ее окровавленные губы трясутся в такт с сердцем, но нервная система напоминает захлебнувшийся в масле карбюратор: двигатель не заводится, поступающие сигналы не обращаются в боль.
Колдуэлл анализирует конструкцию стены, ее высоту и ширину – хотя о ширине можно лишь догадываться, – и время, которое потребовалось, чтобы ее возвести. Она точно знает, на что смотрит. Но знание не помогает. Она скоро умрет, умрет с этим… с этой вещью перед ней. Это перчатка, издевательски брошенная вселенной ей в лицо, напоминающая человечеству о его месте.
В конце концов Колдуэлл заставляет себя пошевелиться. Она делает единственное, что в этой ситуации возможно. Поднимает перчатку.
Вернувшись к «Рози», Колдуэлл забирается внутрь через кабину, закрыв и заперев за собой дверь. Она проходит отсек для экипажа и лабораторию, в которой останавливается ненадолго, чтобы заменить маску, порванную прилетевшим в нее камнем. Она надевает чистые хирургические перчатки, берет скальпель и пластиковый лоток с полки. Ведро бы больше подошло, но его нет.
Голодный, которого она поймала, вяло барахтается, несмотря на катастрофические повреждения мышц и сухожилий верхней части тела. При ближайшем рассмотрении и оценки соотношения размера головы к телу Колдуэлл считает, что предположительный возраст на момент инфицирования мог быть куда меньше, чем она подумала сначала.
Но она же собирается проверять эту гипотезу, не так ли?
Правая рука голодного застряла внутри шлюзового пространства. Колдуэлл затягивает на его левой руке пластифицированный шпагат и привязывает свободный конец бечевки к кронштейну на стене, обернув ее три раза вокруг предплечья. Теперь она использует свой вес, чтобы вытащить голодного из проема. Петли веревки глубоко впиваются в руку, кожа в этом месте сначала краснеет, а потом становится угрюмо-фиолетовой. Но она почти не чувствует боли – это плохой знак. Повреждение нервов в отмирающих тканях прогрессирует.
Быстро, но осторожно она отпиливает голодному голову. Он хрюкает и щелкает челюстью на протяжении всей процедуры. Обе его руки яростно дергаются, не в силах дотянуться до нее.
Верхние позвонки, кажется, и не стараются сопротивляться скальпелю. Труднее всего поддаются мышцы. Когда работа уже наполовину сделана, голова голодного внезапно провисает, шире открывая разрез, показывая отвратительно белые выступы костей. В противоположность этому, жидкость, которая стекает из раны на пол, в основном серая, с редкими вкраплениями красного.
Последняя тонкая лента кожи отрывается, и голова падает. Задев край лотка, она отскакивает на пол.
Тело голодного по-прежнему дергается, как будто голова на месте. Руки бешено вращаются, а ноги отбивают чечетку по рифленому металлическому полу шлюзовой камеры. Колонии Кордицепса в позвоночнике до сих пор заставляют мертвого ребенка гнаться за неуловимым счастьем своего грибкового пассажира. Когда Колдуэлл несет голову обратно в лабораторию, движения начинают стихать, но не прекращаются полностью.
Безопасность прежде всего. Она оставляет голову на столе и возвращается, чтобы очистить шлюз, выбросив обезглавленное дергающееся тело на дорогу. Оно лежит там, как укор не только Колдуэлл, но и всей науке.
Колдуэлл поворачивается к нему спиной и закрывает дверь. Даже если дорога к знаниям вымощена телами погибших детей – а она была таковой долгое время, – она все равно продолжит идти по ней и оправдывать себя впоследствии. Разве у нее был выбор? Ценность этого пути можно узнать только в конце.
Она закрывает двери, возвращается в лабораторию и приступает к работе.
65
Мелани ждет, когда Джустин и Паркс наконец появятся на другом конце длинной дороги, ведущей к станции Хьюстон. Не говоря ни слова, она показывает, куда смотреть, и Джустин смотрит. Задыхающаяся и взмыленная от пота, это единственное, что она способна делать.
В конце улицы стоит «Рози», перегородив всю дорогу и почти касаясь тротуаров с обеих сторон. Прямо за ней возвышается огромная баррикада высотой футов в сорок, даже выше близлежащих домов. В низких, косых лучах заходящего солнца Джустин видит, что баррикада не только выше домов, но и внутри их. Сначала кажется, что это отвесная вертикаль, но, приглядевшись, она видит, что это больше похоже на склон горы. Как будто миллион тонн грязного снега свалили в одном месте.
Паркс подходит к ней, и теперь их страхи объединяются в один.
– Есть идеи? – спрашивает наконец сержант.
– А у тебя? – отвечает Джустин, качая головой.
