– Держись! Погнали! – крикнул Панкрат, оглянувшись и убедившись, что нас здесь больше ничего не держит. – Эх, зар-р-раза, ну пошла веселуха!
Глянув в небо – окутавшая нас пыль быстро развеивалась ветром, – я не заметил БПЛА и потому решил, что он улетел, израсходовав весь свой боезапас. Как бы не так – в пороховницах этого маленького убийцы еще был порох. Описав над рекой петлю, самолет вновь зашел на цель, только на другую – правобережные укрепления, – и тоже выпустил по ней ракету. Ее полет я не успел заметить, и понял, что там стряслось, лишь когда грянул взрыв. Попадание выдалось более точным, чем первое – прямо в центр заслона. А также более эффектным. Когда воспламенились разом все автомобильные бензобаки, рядом со взметнувшимся в воздух, столпом огня расцвели еще три огромных огненных бутона.
Не знаю, что при этом стало с головорезами, блокировавшими нас с тыла. Думаю, они учли горький опыт товарищей и успели разбежаться при виде приближающегося беспилотника. У нас такая возможность отсутствовала, но этот взрыв тоже был нам не страшен. Мы почти добрались до левого берега, и ударная волна, что до нас докатилась, походила на порыв ураганного ветра – неприятно, но уже терпимо.
Выпускать беспилотник из поля зрения стало опасно. За второй ракетной атакой могла последовать третья – например, добивающий удар по первой цели, – и не хотелось бы случайно под него угодить. Но сейчас нам волей-неволей пришлось переключить внимание с небес на землю. Мы готовились проделать такое, за что нас еще пару минут назад изрешетили бы пулями. Да и сейчас могли запросто изрешетить. Если хотя бы один телохранитель Цельсия был в состоянии отстреливаться, ему хватит всего одной меткой очереди, чтобы отправить нас к праотцам.
За двумя машинами, что все еще стояли поперек выезда с моста, возникло мельтешение. Но едва я хотел шарахнуть туда из пулемета – не пристрелю ублюдков, так хотя бы заставлю их прижаться к земле, – как Большой Вождь ударил рассекателем промеж внедорожников. Их отбросило в стороны, будто створки ворот от хорошего пинка. А они в свою очередь шибанули тех, кто за ними прятался. И шибанули достаточно крепко. Когда мы въехали в образовавшийся просвет, ни один из головорезов не стоял на ногах, все они попадали на дорогу.
Пока мы проезжали мимо, я не отказал себе в удовольствии оставить по десятку пулевых дырок в капоте каждой вражеской машины, Этого хватило, чтобы вывести их из строя и не беспокоиться о том, что наркобарыги пустятся за нами в погоню. Что же касательно их самих… Те, что распластались сейчас на дороге, не подавали признаков жизни и не представляли для нас угрозы. Ну а охотиться за теми, которые, вероятно, укрылись от нашего огня в придорожных кюветах, у нас уже не было времени.
Теперь Ананасу предстояло утопить педаль газа в пол и увозить нас прочь от взрывоопасного берега. Но прежде чем он так поступил, мы притормозили и ненадолго задержались. Это было совсем не обязательно и произошло, скорее, под влиянием эмоций, а не разума. И все же, заметив валяющегося на обочине человека с мегафоном в руке, мы с Панкратом единодушно решили захватить его с собой. Даже несмотря на то, что сам он не горел желанием составлять нам компанию. И взялся отбрыкиваться, когда мы подхватили его под руки и стали запихивать его в машину. Правда, сопротивлялся он вяло, поскольку был контужен, и мы без труда погрузили его на заднее сиденье.
– Лежи, не дергайся, Цельсий! – пригрозил я пленнику. – Шутки кончились! Хочешь остаться в живых – делай то, что тебе говорят. И не разевай рот, пока тебя не попросят!
– Да ты вконец оборзел, Квадро!.. – тут же ослушался меня наркобарон. Но я был не расположен к полемике. И подкрепил свои угрозы делом, шарахнув строптивцу по лбу рукояткой револьвера.
Цельсий, на которого в Коврове не то, что руку не поднимали – даже голоса никто не повышал, – задохнулся от гнева. И хотел выкрикнуть мне еще что-то нелицеприятное, но вовремя одумался и лишь зашипел от обиды и боли, словно разъяренный удав. Впрочем, эти и другие нечленораздельные звуки он мог издавать безнаказанно, сколько ему угодно. Мы и сами сейчас шипели, кряхтели, хрипели и рычали от злости и нервного напряжения не хуже зверей и потому могли отнестись к Цельсию с пониманием.
Один из валяющихся неподалеку, наполовину оглушенных головорезов заметил, что произошло. И, собравшись с силами, встал на ноги и ринулся спасать босса. Но пробежал недалеко – аккурат до вылетевшего ему навстречу, кулака Ананаса. Тот его даже толком не стукнул, а просто резко вытянул руку, на которую противник сам лицом и наткнулся. Этого хватило, чтобы контуженный противник снова принял горизонтальное положение и утратил всякую охоту геройствовать.
Атака цельсиевского телохранителя произошла аккурат в момент третьего взрыва. После обстрела беспилотником правобережья я в страхе гадал, остались ли у него еще ракеты, и если да, то куда он их нацелит теперь. Мои догадки мне откровенно не нравились. Хотя они не понравились бы мне еще больше, подтвердись они не здесь, а на мосту. Потому что в этом случае я, Ананас и Большой Вождь сгорели бы в пламени взрыва. Того, который грянул там сейчас и разбил центральный пролет моста, сломав его пополам и уронив в воду.
Проклятая «Гегемония»!
Она провела воздушную разведку места, откуда поступил сигнал «SOS», но не встала на защиту тех, кто его послал. Видимо, меня и Панкрата сочли наглыми самозванцами или признали в нас виновников смерти Ходока, но фонд, не мудрствуя лукаво, решил очистить переправу от всех собравшихся на ней чисторуких. Что было очень даже в его стиле. Если хозяева БПЛА и не опознали канистру, они могли подозревать, что у нас есть не только трофейный сканер, но и другое их оборудование. Часть которого – что также не исключалось, – могла попасть в руки наших врагов. За что и мы, и они были приговорены к ликвидации. Такой, которая заодно подчистит все следы, уничтожив трофеи, что мы отобрали у «Гегемонии».
Ракетный удар был нанесен по всем правилам. Сначала беспилотник вывел из игры те цели, что представляли для него наибольшую опасность. А нас его оператор оставил напоследок. В одном он только просчитался – не заметил в клубах поднятой взрывами пыли, как мы слиняли из отмеченной им зоны поражения. И потому третья ракета была потрачена «гегемонами» впустую. Или не совсем – они все-таки сломали мост, который ковровчане теперь вряд ли восстановят.
Но нас эта проблема уже не волновала. Мы пересекли реку и двигались на северо-запад – в те края, где я планировал в ближайшее время начать охоту на однорукого поводыря Омикрона.
– Три ракеты! – заметил Панкрат, когда мы с ним вернулись в машину и продолжили путь. – Нет, ты прикинь: такая смешная стрекоталка, а в нее умудрились столько ракет запихать, что она могла бы ими половину Коврова разнести!
– Хоть не половину, но на героиновую фабрику в том самолетике взрывчатки хватило бы. – Я посмотрел на Цельсия. Он лежал на заднем сиденье, а я сидел у него в ногах. И, держа в руке Бедлам, намекал ему, чтобы он не вздумал распускать руки, так как связать его мы не успели. – Подумать только, как нам повезло с попутчиком! Не какой-то там Горлохват или другой Ухо-горло-нос, а сам мистер Градусник собственной персоной! Уверен, он много о чем знает, и ему есть, чем нас порадовать!.. А вот повезло ли тебе, Цельсий, с нами – пока неизвестно. Хотя, если ты решишь исповедаться добровольно, не заставляя меня простреливать тебе колени, возможно, ты даже переживешь сегодняшний день. В конце концов, нам ведь от тебя многого не надо: расскажешь, с чего вдруг ты так взбеленился из-за этой канистры – и катись обратно в свой Ковров. Ну так что, поладим мы с тобой или нет, как считаешь?…
