26
– Антоновна, – сказал подросток женским голосом, – выручай.
Отняв руку от лица, Лера увидел, что это вовсе не подросток, а симпатичная тётенька с мальчишеской стрижкой. Под левым её глазом стремительно наливался багровый синяк.
– Кто тебя так? – ахнула старушка.
Намочив в холодной воде тряпку, она приложила её к глазу женщины, похожей на мальчишку.
– Пашка Примочка, – стала рассказывать та. – Набросился на Федорович и давай на ней одежду рвать, кусать, грызть. А Ленка его об стенку. еле влезла между ними, не то б убила атаманша этого маньяка. Я его защищаю, а он мне по глазу кулаком.
– Ты как?
– Что я? Я держу, не отступаю. Хорошо – наши прибежали. Орал Пашка, как резанный, кидался на всех. Пришлось в дисциплинарке закрыть. Не успокоится – бригаду из психбольницы вызовем.
Лера прислушался. Действительно, драчливый Пашка кричал по-прежнему. Только теперь крики его были едва слышны.
– А правда, что он маньяк? – не удержался Лера.
Женщина в камуфляжной форме удивлённо обернулась.
– Это новенький, – пояснила Антоновна.
– Ты-то хоть не буйный?
– Не, – улыбнулся Лера.
– Как звать?
– Лера.
– А меня Лариса Борисовна, – протянула свободную руку женщина.
– Воспитатель твой, – пояснила Антоновна, отжимая свежеохлаждённую тряпку.
– Вот, что делают воспитаннички, – показала на подбитый глаз Лариса Борисовна.
– Значит, маньяк? – заключил Лера.
– Нет, – не согласилась воспитательница. – Припадочный, это правда. А маньяком его свои мальчишки зовут и то, чтобы он не слышал. Ненормальный, одно слово.
Замаскировав синяк пудрой для лица, Лариса Борисовна повела нового воспитанника на второй этаж. Между тем, Пашка-Маньяк уже не только кричал, но ещё и беспрерывно во что-то барабанил.
– Бедная дверь, – только и вздохнула воспитательница.
Сразу она завела Леру в спальню с десятком двухъярусных кроватей и показала его спальное место. Потом туалет, небольшой зал для физических разминок и, наконец, учебный класс. Там за партами сидело четверо стриженных наголо мальчишек и две девчонки.
– У нас пополнение, – объявила Лариса Борисовна.
Все дружно встали. Атаманшу Лера узнал сразу. Ленка Федорович была здоровущая. Не девчонка, а гвардеец почётного караула. И взгляд у неё открытый, и лицо приятное, незлое лицо. Рядом с ней за партой стояла совсем маленькая девчушка. Но живот у неё выпирал, словно спелый арбуз. Казалось, вот-вот лопнет. «Беременная», – догадался Лера. Заглянул в её глаза и увидел, что они совсем не детские. В них угадывалось такое, отчего Лере стало не по себе, словно перед ним был гуманоид с другой планеты.
– Ларьбрисовна, – хитро прищурился один из мальчишек. – А Пашку в психушку отправят?
– Там видно будет, – отмахнулась воспитательница и взяла Леру под руку. – Пойдём, покажу дисциплинарку.
27
Пашке-Маньяку, бесновавшемуся в дисциплинарном изоляторе, было двенадцать лет. Судьба его складывалась странно, если не сказать дьявольски. В три года Павлика Примочку усыновила бездетная супружеская чета из Слуцка. Папа – хирург и мама – начальник аптеки души в нём не чаяли. У мальчика было всё: своя комната, компьютер, лыжи, коньки. Любой его каприз исполнялся. При этом приёмные родители Пашку даже пальцем не трогали. Всё больше пытались воздействовать уговорами да лаской. И Пашка старался соответствовать. В школе учился на «хорошо» и «отлично». Но когда минуло ему десять лет, социальный педагог в школе взял да и сказал сгоряча, что он пасынок, и неизвестно какого роду-племени. А Пашка ведь об этом даже не догадывался. Приёмные мама с папой хотели про это рассказать ему позже, когда подрастёт. Не успели. Тогда-то он и исчез в первый раз. Две недели шёл лесом в сторону Минска. Спал в лесу, чем питался – неизвестно. А задержан был на посту ГАИ при въезде в город. С тех пор Пашка бегает из дому. Завёл себе в Минске друзей-босяков, кражами промышлял и даже грабежом. На этом и взяли. Теперь Пашка ждёт, когда его отправят в спецшколу, что находится в Могилёве.
– Я бы этому педагогу, – помахал кулаком Лера.
– Как мне? – дотронулась Лариса Борисовна до припудренного синяка. – Таких педагогов, конечно, гнать надо в три шеи. Но и Пашка ещё тот негодяй. ему слабого обидеть – одно удовольствие. На какого-нибудь беззащитного бомжа, как нечего делать, может плюнуть или ударить его. И грабил он с двумя такими же отморозками старушку.
Сбили её с ног и сумку вырвали. Беспризорники, кто знал его на воле, говорят, что боялись с ним попрошайничать. Пашка не просит, а требует наглым образом. «Эй, ты, – кричит какому-нибудь прохожему, – дай денег». А если дадут мало или вообще не дадут, то обругает последними словами.
Всё это воспитательница рассказывала за кружкой чая, которым угощала Леру в своём кабинете. Беседовали они там по душам долго, пока не пришёл, подменявший её, Сергей Иванович.
– Всё, – объявил он, – прибыла психбригада из Новинок.
Леру отправили в класс, и он вместе с другими теперь прислушивался к тому, что происходит в коридоре и далее в дисциплинарном изоляторе. А там разворачивались самые настоящие боевые действия.
– Открывайте, – приказал густым басом один из санитаров психиатрической помощи.
Скрипнула дверь.
– Паша, выходи, – сказала Лариса Борисовна.
– А, падла! – тотчас взвыл Пашка. – Хочешь второй глаз засветить?! Никуда не пойду!
– Павел, пойдём, – настаивала воспитательница.
– Сама пошла! – заорал Пашка.
Неожиданно женщина вскрикнула. Вслед за этим из дисциплинарки вылетела тапочка и попала в живот Антоновне, стоявшей тут же в коридоре и не ожидавшей нападения.
– Бисова дытына! – только и воскликнула напуганная старушка.
Схватившись за сердце, она скрылась за дверью женского туалета.
– Наш клиент, – заключил густой бас.
– Смирительную рубашку, – вновь приказал он.
– Есть, смирительную рубашку, – ответил другой бас – пожиже.
– Готовность, – объявил густой.
– Есть, готовность, – подтвердил жидкий.
– За мной, вперёд!
Пашка-Маньяк перешёл на визг. Из дисциплинарного изолятора донёсся шум борьбы, оханье и чертыханье. Выглянув вместе с остальными из класса, Лера увидел двух дюжих санитаров. Они волокли симпатичного мальчишку, спеленатого в какой-то халат с длиннющими рукавами. Симпатяга трепыхался, как карась в подсаке, и страшно ругался.
– Я вернусь, и ты жить не будешь! – кричал он бледной от переживаний Ларисе Борисовне. – Копай себе могилу! Я тебя всё равно достану!
