22
Спустя час Лера сидел на ступеньках подземного перехода и едва сдерживался, чтобы не разрыдаться. Левую щёку его сверху вниз прорезали две кровоточащие царапины. Костяшки пальцев были сбиты, а правый карман висел наружу. Выдран он был с такой силой, будто за него на полном ходу зацепилась электричка.
Мимо по-прежнему текла людская река. Пассажиры торопились, им некогда было глазеть по сторонам. Но неожиданно один из них неспешно подошёл и присел рядом. Откашлялся натужно. Лера мельком глянул и отвернулся. Подле него пристроился небритый старик в затрапезном пиджаке.
– Шило, – протянул он такую же грязную, как у интернатовского Зайца, руку.
– Чего? – отшатнулся Лера.
– Шило меня зовут, – вновь представился старик и кривенько усмехнулся. – Что, ромалы обидели?
– Угу, – буркнул Лера. – Я им говорю: «Отдайте», а они драться. Всей кучей навалились. Но я этой толстой тоже врезал.
– Долото! – одобрил старик. – Как звать-то?
– Капитан Чародей, – сам не зная почему, соврал Лера.
– Опер, что ли? – недоверчиво покосился Шило.
– Моряк.
– Ты часом не из наших? – внимательно оглядел его Шило.
– Нет, – и Лера рассказал, откуда приехал.
– Знаю, – кивнул старик. – Бывал у вас на гастролях.
– Так вы артист? – обрадовался Лера.
– Бери выше, – гордо задрал голову Шило, – виртуоз.
Он достал из карманов пиджака трясущиеся руки и поднёс их к Лериному лицу.
– Вишь, беда, – вздохнул он. – А было время, бока срезал, только трамваи успевай менять.
– Какие бока? – растерялся Лера и вдруг вспомнил словарь воровского жаргона, в котором «срезать бока» означало украсть часы.
– Так вы вор? – расстроился он.
– Ещё какой, – кивнул старик. – Щипач.
– Это как?
– Другие сумки и карманы режут, а я двумя пальчиками. Щип-щип, никто даже ухом не ведёт.
Лера пощупал уцелевший карман куртки и успокоился, оставшиеся деньги были на месте.
– А сейчас?
– Во, – снова поднял к его глазам дрожащие пальцы Шило.
– Это от водки, – поставил диагноз Лера.
Старик закашлялся.
– Не вино меня сгубило, а «будь здоров» да «будь здоров», – пошутил он и харкнул под ноги кровью.
– Я бы и сейчас не отказался, – прищурился он на подростка, который с удивлением смотрел на его ярко-красный плевок. – есть у тебя что? Не всё же гадалки выгребли.
Лера, не задумываясь, достал последнюю тысячу и отдал её бывшему карманнику.
– Наше вам с кисточкой, – подскочил тот и, помолодев лет на тридцать, рванул наверх к магазину.
Не прошло и полминуты, как он вернулся.
– Я вот всё думаю, – сказал Шило, задыхаясь. – Будь у меня кто, когда я тут соплёнышем бегал, я бы никогда таким не стал. Чтобы хоть кто-то любил. Ведь никогда, ни разу. А ты возвращайся домой. Плюнь на гонор и возвращайся. Не то засосёт улица.
Тут он закашлялся, махнул безнадёжно рукой и ушёл навсегда.
23
Прикрывая ладонью расцарапанную щёку, Лера поднялся из подземного перехода в здание вокзала. «Заберу десять тысяч, – успокаивал он себя, – и вернусь домой. А не то я тут точно каким-нибудь карманником стану, или попрошайкой, или алкоголиком. И бабушке надо всё рассказать, чтобы не думала про меня плохо».
Увы, планам его не суждено было сбыться. За окошком знакомой кассы сидела совершенно незнакомая кассирша. Лера отошёл к прозрачной стене, уставился на привокзальную площадь и совсем приуныл. «Что делать? – лихорадочно думал он. – Как быть? Может, автостопом поехать на попутках или «зайцем» на электричке?». Решив посмотреть расписание пригородных поездов, он двинулся к выходу и едва не подпрыгнул от неожиданности. Навстречу ему шла кассирша, у которой он оставил свои десять тысяч.
– Вот он, голубчик, – объявила женщина, идущим за ней двум милиционерам.
И показала издалека вдвое сложенную купюру.
– Что же ты, мальчик, за деньгами не зашёл?
Лера не знал – радоваться ему или огорчаться.
Понурив голову, стоял, как побитая собака. И будь у него хвост, он бы поджал его под самое брюхо.
– Э, парень, – присел перед ним пожилой милиционер. – Да ты никак с гадалками поцапался?
– Угу, – кивнул Лера.
– Сам откуда?
– Из Кладочек, – прошептал чуть слышно Лера.
– Потерялся или из дому сбежал?
Лера не ответил.
– Всё ясно, – констатировал пожилой. – Пойдёшь с нами.
И они направились в детскую комнату милиции, что находилась через улицу от железнодорожного вокзала. Там на Леру составили протокол о задержании.
– Давай знакомиться, – предложил молодой милиционер, положил перед собой чистый лист бумаги и показал на своего пожилого напарника. – Это вот сержант Свистун, я – лейтенант Сидоров.
– Капитан Чародей, – не моргнув, поднял на него ясный взор Лера.
– Ты Ваньку-то не валяй, а говори фамилию, имя и отчество, – рассердился сержант.
– Вы первые начали, – огрызнулся Лера. – Что за фамилия такая – Свистун? А товарищ лейтенант вообще, как в анекдоте, Вовочка Сидоров.
– Я имени своего не называл, – пристально посмотрел на него лейтенант. – И зовут меня не Вовочка, а Владимир Сергеевич.
– А меня Потап Иванович, – откликнулся сержант.
– Ой, извините, – поняв, что милиционеры не шутят, смутился Лера и поспешил назваться.
– Стопочкин, – вывел на листе бумаги лейтенант Сидоров, – Валерий. Дальше как?
– Анатольевич, – подумав, сказал Лера.
Когда все формальности были соблюдены, сержант Свистун посадил его на заднее сиденье милицейского «уазика», сам сел рядом, и они поехали в специальный детский приёмник. едва машина свернула на привокзальную площадь, водитель засмеялся.
– Смотри, Иваныч, – показал он. – Шило напился.
На противоположной стороне площади о чём-то ругался и размахивал руками небритый старик в затрапезном пиджаке. В стороне от него хохотали цыганки.
– А правда, что он вор? – спросил Лера.
– Было дело, – кивнул сержант. – Теперь двумя ногами в гробу стоит.
– Открытая форма туберкулёза, – пояснил водитель.
– Мы его три раза на лечение возили, и он все три раза убегал. Пропащий человек. Осенью где-нибудь и помрёт.
За окном проносились элегантные автомобили, сверкающие в лучах заходящего солнца лаком и никелем. По тротуарам шли девчонки и мальчишки, ели мороженое, смеялись весело. Мелькнула роскошная витрина.
