— Повезло, — усмехнулся я, вновь доставая пистолет. Ступени каменной лестницы уходили во тьму, что там, внизу, было совершенно непонятно.
— Ходили слухи, что Максвелл распорядился вырыть подземный ход к электростанции, — припомнил Альберт старинную байку.
— Ага, — поддакнул я, — а строителей посадил на лодку и утопил в озере.
— Нет, — не согласился поэт и предложил другую вариацию этой истории: — Их электричеством убило.
— Еще не лучше, — вздохнул я, забрал у приятеля фонарь и двинулся вниз, освещая себе дорогу.
— Может, не стоит? — спросил Брандт, но без особой уверенности. Маятник его настроения в очередной раз качнулся в другую сторону, и теперь поэта разбирало любопытство.
Ну еще бы! Тайный ход самого Максвелла! Такая тема для новой поэмы!
— Давай прикроем дверь.
Вдвоем мы вернули на место каменную секцию и начали спуск. Через десять ступеней была устроена небольшая площадка, затем еще одна и еще. Итого, по моим прикидкам, мы спустились из подвала особняка на глубину около пяти метров. Впрочем, это еще ни о чем не говорило — дом был выстроен на возвышенности.
Дальше обнаружилась ржавая решетка с навесным замком. Надолго она нас не задержала: от влажности подземелья не самый качественный металл давно потерял прочность, к тому же я не церемонился и орудовал фомкой в полную силу. Никакие сторожа услышать грохот теперь не могли.
За решеткой начался узкий низкий ход с неровной кладкой стен, и это полностью соответствовало выдвинутому Альбертом предположению, если бы не одно «но»: пол явственно уходил под уклон, а не поднимался. Тянуться к расположенной выше по склону горы электростанции коридор просто-напросто не мог.
Черной полосой на полу темнела засохшая кровь, постепенно эта полоса становилась уже и уже, пока не прервалась совсем. Расстояние оказалось слишком велико, какое бы существо ни тянуло кровь к себе, от смерти медиума оно ничего не получило.
Через пару минут мы вышли в круглое помещение с куполообразным потолком, кладка стен здесь была несказанно более ровная и чем-то напоминала работы античных каменщиков. Терявшийся в темноте проход уже не был прямым — те, кто его прокладывал, без всякого сомнения, учитывали рельеф местности.
— Потрясающе! — ошарашенно прошептал поэт и вдруг задрал голову. — А это что такое? Лео, посвети!
Я поднял фонарь и сразу понял, что именно привлекло внимание друга: в каменном куполе зияла неровная дыра, через которую в подземелье завели толстый провод в обмотке, весьма напоминающий те, что шли от электростанции до линии электрической конки. Точнее — проводов было два, но один болтался перебитым.
Я посветил под ноги и увидел обрывки обмотки, осколки камней и немного земли.
Альберт прошел к дальнему выходу из подземелья и принялся изучать уходившие туда провода: целый и перерубленный.
— Срез чистый, и медь еще не потемнела, — определил он.
— Не трогай! — предупредил я. — Может быть под напряжением.
— Сомневаюсь, — пробормотал поэт. — Знаешь, Лео, это дурно пахнет. Похоже, мы попали в служебные помещения станции питания электрической конки. Если нас обвинят в чем-то противозаконном…
— Брось! — одернул я приятеля. — Вспомни, контактная сеть идет по проводам. Здесь нечто иное. Идем!
— Постой! — встрепенулся тот. — Слышишь?
Я прислушался и уловил непонятную дрожь. Она быстро усиливалась, вскоре под ногами завибрировал пол, а потом из пролома в потолке прямо на голову посыпалась земля. Но панике я поддаваться не стал и удержал уже готового кинуться наутек Альберта на месте.
Стены прекратили дрожать так же скоро, как и начали, но поэт не преминул выказать свое недовольство:
— У тебя абсолютно неправильные инстинкты, друг мой. Это настораживает.
— Просто полагаюсь не на инстинкты, а на трезвый расчет, — парировал я и двинулся дальше по проходу. — Ты уже понял, что это было?
— Вагон? — блеснул интеллектом Брандт. — Мы дошли до рельсов?
— И значит, направляемся в город.
— Не нравится мне это…
— Можешь подождать меня здесь.
— Смеешься?! — возмутился Альберт и поспешил следом.
Покрытые пылью провода тянулись под высоким потолком на протяжении всего подземного хода, каким-то чудом они не пострадали при обвалах, хотя несколько раз нам приходилось перебираться через каменные завалы, а в одном месте и вовсе брести по колено в воде.
— Зараза! — выругался Альберт. — Мои новые туфли!
Я смахнул с лица лившуюся с потолка воду и призвал его к молчанию.
— Тише! Не ровен час, ход обвалится!
Но на самом деле беспокойство вызвал не столько риск оказаться погребенными под завалом, сколько непонятное жужжание на самой грани слышимости, размеренное и несмолкаемое. Неживое, раздающееся будто прямо в голове.
Мы прошли еще немного, и Альберт замедлил шаг.
— Трансформатор гудит? — предположил он.
— Раз есть провода, почему не быть трансформатору? — буркнул я.
— Не нравится мне это, — вздохнул поэт и оглянулся назад. — Не пора ли вернуться?
Я взглянул на хронометр и зашагал дальше.
— Еще пять минут. Хорошо?
— Да что с тобой? — вздохнул Альберт, но спорить не стал.
По мере продвижения гул усиливался, и вскоре впереди почудился отблеск электрического сияния. Я присмотрелся и понял, что коридор поворачивает, а свет льется из-за угла.
— Держись позади! — предупредил я приятеля и погасил фонарь. Далеко убирать не стал, просто переложил его в левую руку, в правую взял пистолет. Наткнуться на людей в этом странном месте я особо не опасался, но хуже некуда угодить в неприятности по собственной безалаберности. Мелькнула мысль дать поэту «Цербер», но решил не рисковать. Я вообще жалел, что потащил его с собой.
Поначалу я старался ступать как можно тише и осторожней, но очень скоро плюнул на это и пошел своим обычным шагом, поскольку непонятный агрегат теперь гудел с такой силой, что легко заглушал все остальные звуки. В размеренное жужжание время от времени вплетались треск и щелчки, и тогда под ногами легонько содрогался пол.
Встав у поворота, я осторожно глянул за угол, сразу спрятался обратно и заморгал. Небольшое помещение оказалось залито ярчайшим светом электрических ламп, да еще некоторые из них мигали, и глаза моментально наполнились слезами.
— Ну что там? — приблизился ко мне Альберт.
Я надел темные очки и сообщил:
— Большая комната, какой-то агрегат искрит. Людей не видно.
— Но кто-то же должен лампочки менять?
— Кто-то должен, — кивнул я и отдал фонарь поэту, а сам взломал запор ржавой решетки и прошел в странное помещение, пол которого сотрясала размеренная дрожь, столь мелкая и частая, что разболелись зубы.
