– Что там? Лежала двести лет на одном месте, за один день ничего не сделается!..
Проворно вскочив на спину Рубина, Гришка направил коня через переправу. На середине реки, на ровном, песчаном дне, мерин споткнулся, упал на колени. Гришке стоило больших усилий удержаться верхом. Он не придал этому значения, выискивая причину переполоха в скользких камнях под прозрачной водой, поехал дальше.
На первом пригорке дорогу всаднику преградила широкая, каменная осыпь – курумник, скрытый под толстым слоем мха в тени высоких кедров. Гришке потребовалось много времени, чтобы обойти непредсказуемое место стороной.
Дальше, на первой гриве, перед ним выстроилась скалистая гряда. Григорий долго вел мерина в поводе, выискивая проход через невысокую, но непроходимую стену. Последним препятствием оказался старый, частый ветровал. Наваленные друг на друга деревья создавали впечатление хаоса, от которого стоило повернуть назад.
В голову Гришке приходила мысль, что кто-то сурочит
[18]
ему дорогу. Возможно, он уже повернул бы назад, ушел по тропе под перевал, но гордая настойчивость – добиваться цели, что бы это ни стоило! – силой непокорного дьявола давила, толкала в спину только вперед.
Лишь к вечеру Григорий добрался в тот лог, где вчера видел огонь. В силу сложившихся обстоятельств или намеренно, он выехал ниже по ручью и сразу понял, кто был хозяином костра. Ржавая, желто-грязная вода выдала старателей, промывавших вверху под перевалом золотоносный песок.
Гришка задержался, переосмысливая цель задуманной встречи. Общение со старателями не сулило ничего хорошего. Золотари народ скрытный, бдительно хранят секреты месторождения и не любят, когда кто-то находит их в тайге на жиле. Лишь глухая тайга знает, по какой причине и как пропадают люди…
Григорий сам из потомственной старательской семьи, по надобности моет золото в своих родовых местах и не желает, чтобы в его отсутствие ему «кто-то помогал». Со своей стороны, он никогда не бутарит (моет) в чужих ручьях, считая подлостью. За подобное воровство можно схлопотать пулю. Однако как человек любопытный, тихо, незаметно подкравшись к старателям со стороны, Гришка всегда проверял «новых старателей». На то были причины. Он свято чтил память потерявшегося в тайге отца, догадывался, из-за чего и как это случилось, поэтому верил, что рано или поздно виновник смерти родной крови будет найден.
Какое-то расстояние Гришка осторожно ехал на Рубине вверх по ключу. Чувствуя напряжение седока, конь шагал тихо, не спеша.
К старательскому стану Гришка подобрался незаметно. Последние метры ему пришлось ползти на четвереньках неподалеку от ручья, чтобы шум воды забивал шорох его движения. Предупреждая возможное присутствие собак, ему пришлось ловить встречное движение воздуха. Подтверждая тонкие навыки скрадывания, кажется, он предусмотрел все, но забыл о своей собаке.
Всю дорогу, пока Григорий ехал к этому месту, Кыргыз бежал где-то рядом, появляясь и скрываясь в поле зрения. Показывая отличные качества охотничьей лайки, молодой кобель всю дорогу следовал за хозяином, редко, предупреждая зверя, подавал голос, где-то пропадал, опять догонял коня по следу и вновь исчезал в тайге. Наблюдая за Кыргызом, Григорий уже видел в нем отличного помощника в охоте и не переживал, когда тот отлучался надолго. За несколько дней такого движения он привык к поведению молодого кобеля, уверенно успокаивая себя мыслью «придет, никуда не денется». В результате этого Григорий больше уделял внимание коню, – как лучше пройти, обойти, провести, – вспоминая о Кыргызе тогда, когда тот появлялся на глаза. Привязывая Рубина там, у ручья, Гришка забыл о собаке и вспомнил о нем только сейчас, когда он залаял на людей впереди него.
Укоряя себя в попустительстве, Гришка чертыхнулся, встал на ноги. Скрываться дальше не было смысла. Кыргыз выдал себя и его. Так или иначе, встреча с людьми неизбежна. На всякий случай приготовив ружье, Григорий смело пошел вперед.
Когда он вышел из тайги на открытое место, ему предстала обыкновенная картина старательского промысла. Неподалеку от ручья был устроен примитивный стан. Под высокими кедрами разместился приземистый балаган-трехстенка, чуть дальше – отвал перемытого песка. На пригорке паслись три лошади. На месте работы стояли, озираясь, два бородатых мужика.
Его появление вызвало у старателей переполох. Мужики испугались лая собаки, теперь ждали появления людей, хотели прятаться, но не знали, куда бежать. Когда Гришка вышел на поляну, лошади увидели его, повернули головы. По их поведению мужики поняли, откуда исходит опасность, бросились в кусты, но было поздно. Гришка узнал их.
– Куда бежите? Стойте!.. Да это же я… Гришка Соболев! – закидывая ружье на плечо, обрадованно приветствовал старателей Григорий, делая шаг навстречу.
Он прошел мимо знакомых лошадей, спокойно приблизился к стану, снял ружье, приставил его к стене балагана, взял кружку, налил из котелка чай, сделал несколько глотков. Его действия выдавали уверенность. Он чувствовал себя здесь своим, как дома. С этими мужиками он был знаком близко, не раз встречался в тайге. Гришка всегда давал им в долг деньги, бывали случаи, бражничал по праздникам. Старатели-золотари были его односельчанами.
Гришка показательно, уверенно ходил на стане взад-вперед, выдавал себя громким голосом, звал хозяев вернуться. Однако перепуганные мужики скрывались, молчали, что вызывало на его губах довольную усмешку: эх, напугал зайцев!
Не скрывая настроение, Гришка присел у костра, снял бродни, вытряхнул из портянок мусор, повесил обувь сушить на вешала. Все еще подавая голос, он внимательно посмотрел по сторонам. Что-то привлекло его внимание, но он не мог вспомнить причину своего любопытства, перевел взгляд на одежду, нарочито стал хлопать руками по вещам:
– Выходите! Вот уж, у страха глаза велики… сами удрали, а золото бросили! А ну, как медведь выйдет?!
Но и на эти укоры ответом ему был тишина. Подбежал Кыргыз, смотрит на тайгу, нюхтит, сердится, чует людей. Вероятно, мужики убежали так далеко, что не слышали его голос. Недоумевая от трусости, Гришка встал, прошел к ручью, теперь уже крикнул громко, приложив ко рту ладони.
Опять никаких признаков жизни… что за дела? Пожимая плечами, осторожно переступая босыми ногами по камням, Гришка прошел по отвалу, опять крикнул. Никто не выходит. Он прошел еще дальше, вверх по ручью, к свежему, грязному, недавно промытому песку, встал на край приямка, еще раз закричал.
Молчит тайга. Лишь в кронах кедров шумит ветер, на поляне храпят кони, да негромко рычит, посматривая по сторонам, Кыргыз.
