Григорий знал несколько причин медвежьей смелости. Возможно, зверь был ранен, претендовал на любовь медведицы или караулил падаль. Медвежьи свадьбы кончились в июне. Если зверь ранен, стоило подумать о своей безопасности. Однако острый затхлый запах быстро развеял все сомнения.
Медведь был большой, старый. Григорий определил это по многочисленным отпечаткам когтистых лап на тропе, оставленных зверем в разное время. Он жил здесь уже несколько дней, после того, как поймал и убил на берегу озера средних размеров оленуху, самку сокжоя. Оленуха приходила на водопой. Медведь подкараулил ее в прибрежных зарослях ольхи, набросился сзади, ударом могучей лапы перебил ей хребет и затащил в кедровую колку. Об этом говорили глубокие, вдавленные в ил отпечатки копыт бедного животного, примятая трава, где зверь тащил свою жертву, и место, где квасилось мясо. Свою добычу медведь спрятал тут же, неподалеку, под огромную колодину у старого кедра. Там зверь завалил оленуху разным мусором, травой, мхом. Из-под кучи хлама торчали копыта добычи. Стойкий запах протухшего мяса подсказывал о готовности «медвежьего блюда», однако отсутствие костей и рваной шкуры доказывали, что медведь еще не притрагивался к добыче, ожидая положенного часа. Григорию было понятно, что от добычи медведь не откажется, назначенное время наступит сегодня ночью, зверь вернется за оленухой, несмотря на человека, и неизвестно, чем все может кончиться.
Впрочем, хозяин тайги не собирался уходить совсем. Он был где-то рядом, неподалеку, чутко слушая, что происходит на берегу. Зверь находился на уважительном, невидимом Григорию расстоянии, может, вон там, в густых переплетениях стланика, на краю большой каменной россыпи. Вероятно, медведь понял, что человек нашел его добычу, глухо, угрожающе зарычал, стал фыркать, крушить и ломать деревья, рвать кустарник, бросать камни. Настроение зверя не обещало ничего хорошего. Разъяренный хозяин тайги в полной темноте мог решиться на крайний шаг, убить коня или даже броситься на человека.
Избегая неприятного соседства, Григорий пошел прочь от опасного места, силой удерживая за уздечку дрожащего от страха Рубина. Рядом, огрызаясь ответным лаем, бежал Кыргыз. В силу сложившихся обстоятельств Григорию пришлось сменить благодатное место ночевки.
Стараясь уйти как можно дальше, Григорий обошел озеро, по тропе спустился в неглубокую чашу под гольцом, вновь поднялся на невысокий увал, «свалил» в гремящий ключ. Он прошел достаточное расстояние, чтобы не бояться медведя. Рубин успокоился, пошел ровно. Кыргыз снова закрутил хвост в колечко, побежал впереди.
Седая ночь пролила на горы серую тень, по небу рассыпался бисер разноцветных звезд, а Григорий все не мог выбрать место для ночлега. Тропа пошла круто вниз, в глубокий, изрезанный водой и временем лог. Гришка хорошо знал эти места. Спуститься до реки стоило большого напряжения и сил. Зверовая тропа таила в себе много препятствий, проходила по краю больших каменных россыпей. Десятки упавших деревьев, ямы и обвалы могли искалечить ноги коня. Григорию следовало сейчас, здесь искать пристанище до утра, иначе все могло окончиться плохо.
Григорий думал недолго. Справа, за обширным, глубоким каньоном, находилась небольшая луговая поляна. В кедровой колке можно было найти дрова для костра. Из-под ледника вытекал говорливый, холодный ключ. Обилие сочной травы – хороший корм для коня. Каменная грива закрывала место ночлега от холодного, пронизывающего ветра. Там можно было как-то провести время до утра.
Григорий свернул к кедровой колке, под первым удобным кедром нашел приют, привязал мерина на длинную веревку, отпустил его на волю, приготовил дрова, развел огонь. Ему осталось сходить на ручей за водой.
Гришка подхватил котелок, направился к говорливому ручейку. Набрав воды, охотник хотел вернуться назад, но остановился. Его внимание привлек маленький, крохотный огонек в глубокой долине. Его слабое мерцание не могло сравниться с далекой звездой. Это не было отражением матовой луны в воде. Далекий огонь мог принадлежать только человеку.
Костер находился между двумя остроконечными гольцами, посредине хребта. Временами огонек горел ровно, затем вспыхивал спичкой и опять на мгновение затухал. Было понятно, что рядом с костром ходят люди, бросают в огонь дрова, передвигаются, закрывая его телами, но кто там мог находиться, оставалось загадкой.
Напрямую до одинокого костра было недалеко, может, около десяти верст. Дойти туда сейчас, ночью, было сложно. При тусклом свете позднего месяца Григорий с сожалением рассмотрел возможный путь перехода, глубоко вздохнул. Ему предстояло спуститься по зверовой тропе вниз, затем, преодолев реку, подняться на хребет и только потом, вырезав угол по тайге, добраться до нужного места. В светлое время суток для передвижения потребуется несколько часов. Если идти к костру сейчас, дорога могла оказаться в три раза длиннее.
Григорий какое-то время думал, размышляя о людях у костра. Как человеку тайги, одинокому путнику, ему хотелось встретиться с таежниками. Скованная душа всегда ищет общения. Возможно, это был кто-то из его поселка или дикие дети тайги, тофалары, пребывая в постоянном движении, коротали ночь. А может, это были просто бродяги-золотари, выискивавшие благородный металл в глухомани медвежьих уголков. Так или иначе, присутствие человека интересовало Гришку. Вполне вероятно, это был Оюн с семьей, с кем Гришка желал встречи для объяснения. Охотник понимал, что для встречи с людьми ему придется потерять много времени. Мудро решая все вопросы одним разом, Григорий вернулся к костру, оставив планы на утро.
Ночь прошла спокойно. Отдыхая телом, Гришка слушал окружающий мир ушами. Когда рядом находятся верные друзья, человеку не нужны глаза. Собака и лошадь вовремя скажут об опасности. Кыргыз и Рубин видят ночь лучше хозяина.
Над скалистыми перевалами девственной тайги Искерки-таг взбодрилось тихое, прекрасное утро. Ароматом свежей чистоты вздохнули ясные, четкие горы. Покрывалом фаты невесты упал в глубокие распадки мягкий, матовый туман. Безмерные дали тайги окутала прозрачная, синяя пелена. Над рваными хребтами шумел волнующий душу странника зов неизведанного. Томительный запах торжества природы придавал сознанию неукротимую энергию действий. Глухой перекат невидимой реки в глубине ущелья окрылял сознание волнующим приветствием. Стойкий аромат сочных трав в хрустальной росе, терпкий запах напитанной смолы, прохладный поцелуй восточного потока воздуха томил сердце искомой волной адреналина. Настойчивая рука восходящего солнца окрасила вершины пиков оранжевым крапом. В столь ранний час, прогоняя ночь, уступая место торжеству дня, сама мать-природа шептала в ухо человеку: «Просыпайся! Тебя ждут великие дела!»
Как это было всегда, Гришка резко поднялся с теплой, хвойной лежанки, осмотрелся вокруг. Все было так, как когда он уснул. Рядом, с другой стороны потягивался Кыргыз. Неподалеку на поляне, поджав под себя ноги, дремал Рубин. Услышав движение на стане, приветствуя человека, конь довольно тряхнул густой гривой, резко потянувшись, встал на передние, потом на задние ноги, стал есть траву.
Убедившись в обстановке, Гришка сгреб в кучу тлеющие угли прогоревшего костра, бросил на него сухие ветки, взял котелок, пошел к ручью за водой. С медвежьей твердостью ступая босыми ногами по холодной росе, охотник довольно растянул лицо в улыбке: зябко… прохладно… скоро осень!
