Однако вскоре чаша весов правды быстро перевешивает. Не может Гришка быть вором, неправда это. В представлениях Софьи вор всегда выглядит жадным, коварным, хитрым человеком. А какой же из Григория вор? Он последнее отдаст. Деду Луке, вон, куртку со своего плеча подарил, чтобы не мерз. Куртка с меховым подкладом, почти новая, наверно, больших денег стоит, а он не пожалел, снял с плеч и передал старому: «Носи, грей косточки!» Отцу Софьи Фоме Лукичу однажды сапоги яловые отдал: «Зачем они мне? Купил вот, по случаю, теперь избавиться не могу. Мне в броднях
[16]
по тайге ходить лучше!» Маркелу вон нож охотничий передал. Матери – платок цветной. Одна Софья без подарка осталась. Однако и ей обещал на этот раз, что обязательно что-то принесет. Но зачем Софье подарки? Ей и так хорошо, лишь бы Григорий сам появился.
Так проходит день за днем. Опять наступил вечер. Сидит Софья на своем утесе, все глаза проглядела вверх по реке. Скоро вечерня, пора идти назад, а не хочется. Вдруг Григорий в это время без нее появится? Тогда нарушатся все планы девушки.
Сзади, за спиной, послышался шорох. Софья притихла, повернула голову, улыбнулась, успокоилась. Из-за кустов осторожно крадется Айба, нашла хозяйку по следам, пришла за ней. Сзади, за матерью, след в след, ползет такой же, похожий по масти четырехмесячный щенок. Это благодарность отца Григорию за яловые сапоги. Обычно Фома Лукич чужим, не из своей веры, собак не дает: нельзя, иначе.
Прилегла Айба у Софьиных ног, голову на колени положила, язык вывалила, тяжело дышит, бегала где-то по тайге. Ее сын в отличие от матери прилег в нескольких шагах. Характер у щенка гордый, ласки не допускает, как и отец Ингур. Ингура где-то нет, вероятно, не пошел сюда, а сразу отправился домой, на заимку. Знает, что там его ждет сытный ужин.
Софья обняла горячую Айбу, стала теребить уши. Девушка знает, что любит собака. Для нее руки хозяйки – вершина блаженства! Прижимая Айбу к груди, Софья негромко говорит с собакой, как с лучшей подругой, расспрашивая и тут же отвечая на свои вопросы. Айба ее внимательно слушает, смотрит преданными глазами, лижет языком руки. Все понимает собака, только сказать не может.
Вот уже и вечер, солнце падает. Знает Софья, пора идти домой. Пока спустишься с пригорка, да по тропке пройдешь, как раз к вечерней молитве успеешь. Стоит остаться, опоздать, строгая матушка выговор сделает, заставит читать молитвы до утра. Хотела Софья встать, легко толкнула Айбу, а та вдруг сама вскочила, повернула остроухую голову к заимке, насторожилась. Там, в займище, остро заговорил голос Ингура: без сомнения, кобель облаивал чужих людей. Айба и ее гордый сын сорвались с места, бросились на лай, быстро скрылись в густой траве в направлении заимки. Оставшись одна, Софья растерялась: а вдруг это Григорий пришел? Она ждала его здесь, а он пришел с другой стороны, от поселка. Эх, незадача…
Девушка побежала вслед за собаками. Скорее увидеть милого дружка! Сердце дрожит от волнения, щеки покраснели: а ну, как плохие новости? Очень скоро она вышла на поляну перед домом, в нерешительности придержала шаг, пошла спокойно, рассматривая пришлых людей, заправила на щеку платок: нет, не Григорий…
Четверо человек перед крыльцом снимали с лошадей вьюки. Двоих из них Софья узнала сразу. Сваты Добрынин Иван и Тулин Василий хладнокровно посмотрели на нее, даже не поприветствовав, продолжили разговор с отцом. Двоих других девушка не знала, однако по строгой выправке и военным кителям с погонами было несложно догадаться, что они имели прямое отношение к «служивым людям». Преданных воинов царю и отечеству Софья видела несколько раз в течение последних трех лет. Чувствуя свое поражение, убегая от советской власти, золотопромышленники, купцы, казаки и офицеры переходили через их заимку в Монголию, а дальше, в Китай, по Тропе бабьих слез. Во всех случаях проводником по Саянам был Добрынин Иван. За определенную плату он уводил господ и служивых за кордон. Вероятно, это была подобная ситуация.
Господа офицеры обратили на Софью большее внимание, чем родственники, учтиво поздоровались. Простое внимание подчеркивало их культуру общения с людьми и придавало честь и уважение. Девушка ответила скромным поклоном и быстро прошла в дом мимо.
Через некоторое время, определив господ офицеров в захожий дом, осеняя себя крестом через порог, в избу вошли остальные: дед Лука, Фома Лукич, Маркел, Добрынин Иван и Васька Тулин. Единая вера приветствовала родственников в стенах заимки: Иван и Василий трапезничали с Погорельцевыми за одним столом и проводили время в гостевой комнате, на широкой постели на глухариной перине.
Помолившись перед едой, староверы присели за стол ужинать. Мария Яковлевна и Софья стали подавать пищу. Негромко брякая деревянными ложками, мужики обсуждали новости.
– Что, опять поехал через перевал? – равнодушно спросил Фома у Ивана.
– Нет, этот раз господа офицеры укрытия на время просят… неспокойно в уезде. Слух идет, адмирал Колчак под себя Сибирь подбирает. Вот, недолга, красных забьют, опять хорошо жить будем!..
– А нам-то што? Лучше ли, хуже? – удивился Лука Власович. – Мы, люди своей веры, здесь, в таежной глуши, всех переживем. Мы сами по себе, они сами с собой. Нас никто не трогает, и мы никому не мешаем. С давних времен Петра-Екатерину не знали, француза не слыхивали (Наполеона), царя не видели! Тутака Ленин какой-то пришел: хто таков будет? Неизвестно. Пусть они там между собой сундуки да трон делят, а мы уж тут как-нибудь, в валенках ходить будем…
– Однако не прав ты, сват, – покачал головой Иван. – Это вы тут сидите, ничего не видите. А у нас, по таежным поселкам, недовольство идет. Раньше был царь-государь: мы его не видели, и он нас не трогал. Жили себе не тужили! Что заработал горбом да ногами, все в дом, все твое. Раньше был один урядник, пусть водку да самогон пил, но зато по чести с мужиками за ручку здоровался, по имени-отчеству величал. А ныне как, при красных? Смотреть стыдно… голытьба да тунеядцы с пистолями по дворам ходят, закон новый правят… у кого телку забирают, у другого коня. У меня вон мерина-трехлетка забрали, сказали в милицию, а сами в Курятах его закололи. Что получше мясо по себе растащили, а кости в реку скинули… Где правда? А сейчас, говорят, еще интереснее будет! Какие-то хозяйства будут совместные, все общее: коровы, кони, куры! Орех, рыбу да соболя будем добывать в общий котел, всем поровну… а зачем мне это надо? Если, к примеру, я осенью, весь месяц в тайге был, триста пудов чистого ореха вывез домой, так что, должен его с Оськой Ерохиным делить?! А он, сыч, в то время, самогон пил, да девок местных щупал (женщины перекрестились), где ж тогда правда?!
