– Ой, молодой человек, можно вас? – заговорила дама.
– Можно меня что? – удивился я.
Тут в разговор вмешалась дочка. Она была стройная, в светлом платье в мелкий цветочек. Черные вьющиеся волосы сколоты на затылке в узелок. Смущаясь, она ответила в тон моему вопросу:
– И поцеловать.
Не дожидаясь моего ответа, она скромно прикоснулась к моей щеке губами. От нее пахло свежестью, и прилипшая на ее верхней губе скорлупка от семечки небольно царапнула мою щеку.
– Сима, ты, как всегда, хочешь смутить мужчину! – возмутилась дама. – Не приставай раньше времени!
– Что вы, что вы, я совсем не против, – улыбнулся я. – Так это все, что вы хотели от меня?
– Ну вы прямо шутник! А скажите, вы случайно не еврей? – Симина мама была разговорчива.
– Я случайно бы не позволил себе быть не только евреем, но и даже марсианином. Тут случайность невозможна.
– Не морочьте мне голову, мне же вас хорошо рекомендовали!
– Извините, давайте по порядку. – Мне было почему-то интересно.
– Только не говорите, что не понимаете! – подмигнула матрона.
– А все-таки, чем могу быть полезен?
– Нам сказали, что вы можете позаниматься с моим мальчиком, братом Симы. Вас очень рекомендовали и говорили, что вы не откажете, – Сима молчаливой улыбкой демонстрировала, что она тоже очень хочет, чтобы я занимался с ее братом.
– Я должен вас предупредить – мое время ценится очень дорого. Если и соглашусь, вы должны быть готовы платить.
– Деньги не играют значения! – гордо произнесла мамаша.
Она подхватила меня под руку и поволокла к молельному дому, собиравшему ее соплеменников. По пути она болтала безостановочно:
– У нас большие проблемы – он совершенно не может общаться с людьми, кроме меня и Симы. Он в своем мире и выходить из него не хочет. Вы знаете, мы нанимали известных психологов, мы им платили сумасшедшие деньги, по тридцатке в час!
Ничего себе! Ее тридцатка – сумасшедшие деньги! Я меньше двухсот вообще не беру! Ну, да ладно.
– Так эти бездельники ходили-ходили, что-то разговаривали, а потом сказали, что лечиться надо мне, а мой сын в порядке!
Через десять метров шествия я уже отключился и впал в легкую прострацию. В церковном сумраке на длинных скамейках сидели все те, кого я только что видел выходящими из шикарных авто. Очевидно, служба еще не началась, и народ праздно болтал. Мимолетный взгляд – вот и все, чем меня отметила публика.
– Вот, Макс, познакомься. Это господин Бартези. Он будет с тобой заниматься.
– Я даже и не знаю, смогу ли я найти время. Я сильно занят, – ответил тот, кого назвали Максом. Это был парнишка лет тринадцати-четырнадцати. Худое треугольное лицо с мелкими чертами. Крупные, навыкате глаза. Кожа нездоровая и шелушащаяся. Густые, курчавые волосы разделены посередине пробором. Обычный пацан.
– У тебя есть компьютер? – проигнорировал я его заявление.
– Да, но он не работает. Там что-то с системой, – вяло ответил Макс.
– Давай, Максим, я попробую его починить, мне бы хотелось, чтобы мы вместе поработали с компьютером.
– Что вы там можете починить? Исаак из Интеля ничего не сделал, а он о-го-го! И меня зовут не Максим, а Макс.
– Я буду тебя звать Максим, Макс похоже на кличку клоуна. А с компьютером – я думаю, что справлюсь.
Дверной звонок резал сон на невразумительные куски. Ну нету меня дома. Я уехал в Азию, Африку и Латинскую Америку одновременно! Строить Асуанскую плотину! Ты, звонильник... уйди... Не уходит.
– Кто там? – через дверь – лень одеваться.
– Это Вера?
– Нет, тут таких нету!
– Извините, ошибся.
Разве мой голос похож на голос Веры? И что за Вера такая?
И зачем у Симы была лушпайка на губе?
Глава четвертая
На выходе из подъезда меня остановили два молодых человека с повязками «Дружинник». С этой конторой лучше не шутить. Они вежливо, вежливость переходила даже в хамство, пригласили меня посетить Министерство прикладной санитарии. И даже вызвались проводить.
В приемной, у двери, обитой кожей, с надписью «Прием граждан после 14.00», меня оставили наедине с легкомысленной секретаршей. Та уныло раскладывала на экране монитора «солитер» с простейшими опциями. Через час секретарша непонятно из каких побуждений сказала:
– Заходите, он освободился.
Ну, я и зашел.
Толстый, активно лысеющий коротышка, красные глаза, мутный взгляд. Мутный от природы, не после вчерашнего. Начальник сидел, держа в руках какую-то бумажку. Кивком предложил сесть на стул, стоящий у другого стола, припаркованного перпендикулярно.
– Прекрасный у нас народ! – без вступления, патетически начал лысый. – Вот посмотрите, мне пишут. Живет семья шахтера в полуподвале, однокомнатная квартира, а ничего не просят! Благодарят, что мы сохранили рабочие места на шахте. Или вот еще! – Он покопался в других бумажках, сначала безрезультатно, но потом тихо произнес: – Ага, вот оно. – И, уже откашлявшись, громко: – Пишет мать героя взятия Тузлы у варваров. Уже тридцать лет прошло со дня гибели кормильца, но родина помнит о герое. Мать благодарит за назначенную пенсию. Сожалеет, что нет никакой войны, ее внуки повторили бы подвиг своего отца.
Потом, бросив на мгновение отрешенный взгляд в окно, он вдруг без всякого перехода произнес:
– Так что там у тебя, Стамин?
– Что у меня? – откровенно удивился я.
– Ну, как «что»? Чем ты недоволен?
– Да я вроде не жалуюсь, так же как и ваши респонденты. Всем доволен, налоги плачу.
– И что, совсем не понимаешь, зачем сюда пришел?
– Да я и не рвался особо. Ваши вертухаи меня притащили, – вяло возразил я.
– Ну что у вас за жаргон? Разве мы – НКВД? Все НКВД осталось в прошлом, да и в другой стране. Мы же жить помогаем народу.
– Простите, я действительно не понимаю, чем я мешаю жить народу.
– Ну, не стройте из себя наивного. Вас родина воспитала, одела-обула, образование дала, а вы что?
– Я позволю себе возразить. Меня воспитывали родители, бабушка. Одевали-обували тоже родители. Образование... я так думаю, в том, чтобы мне его дать, государство было заинтересовано. Так же, как и я в том, чтобы его получить. Тут, что называется, совпадение интересов. Работаю-то я на государство. Так же, как и мои родители. И одевали-обували они меня, экономя из той мизерной зарплаты, которую им платило государство.
– Не надо демагогии, господин Стамин! Вам что, больше нечего сказать?
– А что я должен сказать?
