Серж потёр лоб и уставился на спасителя:
— Э, Чардаш, ты куда мой фотик закинул, а? Ты вообще в курсе, сколько вещица стоит?
— Я сейчас… — Чардаш с видом усталой покорности вздохнул, попытался встать, замычал от боли и опять плюхнулся в траву. — Сейчас я… сейчас найду.
— Ничего ты искать не будешь! — неожиданно для себя самого выкрикнул Толик. — Сиди! А ты, Серж, ты-то сам в курсе? Ты в курсе, что Чардаш тебя спас? Что пока ты в отключке валялся, он тебя заслонил, как… — Толик задохнулся от возмущения, он никак не мог подыскать нужного слова, — как в кино! А ты, козёл!
Серж улыбнулся прежней холодной улыбочкой и удивлённо поднял брови:
— Ты чего, пацан? Оборзел, да?
Толика уже понесло, он себя не контролировал, возникло чувство, будто он видит со стороны всё: поляну, себя, стоящего над Чардашом, развалившегося на земле Сержа в наконец-то выпачканном пижонском плащике, бригаду… Он ощущал безшабашную злость. И шагнул, поднимая обрез, к Сержу. Тот уже не улыбался, цедил медленно сквозь стиснутые челюсти:
— Остынь, сопляк…
Рядом с Толиком встал Мистер, опустил ему на плечо тяжёлую ладонь:
— Не деять, нет. Стоп, Толлек! Энд ю, фул… ты есть факин глупак, Серж. Молчать тебе быть лучший. Понять есть? Ну?
Видимо, рослый дезертир произвёл на Сержа большее впечатление, чем тщедушный Скрипач. Во всяком случае фраер процедил сквозь зубы:
— Ладно, ладно, я понял. Хорош, пацаны, кончаем базар. Согласен, был неправ.
— Ну и факин молодец, — подвёл итог Мистер.
Потом занялись ушибами Чардаша — кровосос всё же крепко его помял. Бандит с трудом сумел подняться на ноги, но гримасы при этом строил такие жуткие, что Мистер с Буддой переглянулись и решительно ухватили пострадавшего, заставили снова опуститься, потом, невзирая на вялые протесты, стащили с него брюки. Пациент для виду отпирался, но больно ему было по-настоящему. Перелома не обнаружили, однако правая нога распухла и уже начала наливаться синевой от колена почти до паха.
— Идти сможет, — вынес вердикт Будда, — но медленно. Костыль ему, что ли?
Серж бродил у кабаньих туш, нагибался, раздвигал пучки травы — искал камеру. Толик несколько раз ловил на себе холодный взгляд пижона, ощущения возникали при этом до крайности неприятные. Рука и правый бок Чардаша то же были не в лучшем состоянии, но он заверил, что шагать сумеет.
— Ты быть середина нас, потому что факин стрелять не может, — объявил Мистер. — Толлек, давай-давай костыль делать.
Толик отыскал подходящее деревце у края поляны с удобной развилкой. Срубил, обтесал ветки, чтобы не торчали. Будда обмотал развилку тряпьём, получился упор.
Серж уже отыскал свою камеру и теперь занялся винтовкой — кровосос умудрился повредить приклад. Серж вертел оружие так и этак, разглядывал трещину и шевелил губами ругался, наверное. Животное, угодливый, как обычно предложил ему изоленту. Серж взял, но глянул так, что охота общаться у Сани мгновенно улетучилась, он пробормотал, что нужно бы ещё мяса нажарить, пока всё наготове, и убрался за хворостом. При помощи Будды и Толика Чардаш проковылял к костру, сел и вытянул ногу. Лицо у него стало бледным, бандит обильно вспотел — ясно было, что с таким спутником далеко не уйти.
Все помалкивали. Ситуация сложилась такая, что чего ни скажи — всё будет не так. Серж кое-как скрепил треснувший приклад, Мистер с Толиком перекусили, потом распределили между собой содержимое рюкзака Чардаша — ему с больной ногой хватит и того, что себя тащить станет да автомат. Потом собрались и двинулись в путь. Хвала Зоне, мутанты больше не объявлялись, но издалека то и дело доносился голодный вой слепых псов. Животное принялся объяснять, что от поляны теперь лучше держаться подальше, что кровосос — это только начало. На такую гору добычи мутантов к ночи набежит немеряно… Ему дружно велели заткнуться, и дальше шагали молча. Чардаш ковылял, как мог, продержался больше часа, Мистер буркнул, что быстрее будет, если его нести. Наскоро соорудили носилки из палок и широченного плаща покойного Торца. Носильщики менялись часто, и когда очередь дошла до Будды, толстяк заметил:
— Хорошо, что ты такой лёгкий, это тебе повезло. Меня бы сразу бросили.
— Я завтра на ноги встану, гадом быть, — простонал Чардаш. — Пацаны, я бы и сейчас лучше сам… но уж завтра точно!
— Не нужно загадывать на завтра, — глубокомысленно изрёк студент. — Человек предполагает, а Зона располагает. И ещё я думаю…
Где-то неподалёку завыли собаки — должно быть, учуяли кабаньи туши и вовсю спешили к добыче.
— …что надо поспешить, — закончил Будда. Больше он ничего не говорил — сопел, перхал и откашливался, для рыхлого студента и лёгкий Чардаш оказался слишком тяжёл. Но толстяк ни разу не пожаловался, тащил раненого, как все. Несмотря на всеобщее желание, с носилками не больно побегаешь — и бригада до ночи не добралась к холмам. Когда устраивались на ночёвку, Животное объяснил, что собирался убраться с равнины — среди радиоактивных холмов и живности меньше, и запахи не так быстро расходятся, мутантам сложнее учуять людей. Однако что толку жаловаться? Пришлось устраиваться посреди пустоши. Толик с Мистером натаскали побольше сушняка, развели два костра, дежурили по очереди. Но Зона в этот раз оказалась милостива к бригаде — зверьё ни разу не потревожило. Может, местная фауна успела собраться на поляне с подстреленными кабанами. Там, должно быть, жизнь била ключом, когда хищники вступили в драку за добычу. С рассветом не выспавшиеся бандиты двинулись дальше — они держали путь к лысым холмам.
* * *
Обновлённое сознание Твари фиксировало окружающий мир на нескольких абсолютно разных пластах восприятия. Меньше всего информации поступало от органов зрения: чернобыльский пёс неплохо видел, но в лесу — а Тварь теперь кралась по лесу — обзор был ограничен. Стволы деревьев, кустарник, кроны над головой и трава под ногами — всё это служило преградой и сужало поле зрения.
Обострённое обоняние слепой собаки покрывало куда большую площадь, особенно когда лёгкий ветерок просачивался сквозь заросли. Тогда Тварь поднимала круглую уродливую башку и верхним чутьём впитывала мир во всём богатстве запахов, оттенков запахов и легчайших намёков на запах. Наделённому зачатками ментальной силы мозгу чернобыльского пса мир представлялся чёрным фоном, на котором светящимися точками выделялись чужие сознания — от крошечных, едва заметных, принадлежащих примитивным существам, до ярких, отчётливо сияющих разумов млекопитающих. Окажись на месте Твари человек, он бы, наверное, сравнил ментальную картину Зоны с картой звёздного неба… но Тварь никогда не разглядывала небеса, её интересы лежали куда ближе к поверхности планеты. Картина в сознании чернобыльца была трёхмерной, Тварь замечала птиц на ветвях и подземных зверюшек в норах. Эти разноплановые мироощущения накладывались, дополняли друг друга, а иногда и противоречили друг другу. Не привыкший к подобной нагрузке мозг чернобыльского пса не справлялся, Твари снова пришлось положиться на сознание крысы. Маленький грызун, первая жертва суперхищника, обладал наиболее гибким и лучше иных приспособленным к обучению разумом. Теперь он взял на себя функцию координатора и мало-помалу приводил сигналы, воспринимаемые обонянием, зрением и пси-органами, в состояние устойчивого равновесия.
