– Хочешь, я позвоню детям? – предложила Джин. Глядя в окно и ничего не видя, Стефани покачала головой и повернулась к подруге.
– Мы так больше и не смогли вернуться друг к другу после… после того, что он сделал. Просто притворялись, что все в порядке, но восстановить отношения не сумели. – Джин понимала это и без признания Стефани. Для всех, кто знал пару, не стоило труда заметить перемену.
– Это неважно, – спокойно ответила Джин, внимательно глядя на дорогу. – Вы остались вместе, и это главное. Такие кризисы никогда не проходят бесследно.
– Я вернулась к нему ради детей… но и потому, что любила. Просто не могла больше доверять. А Билл никогда не умел разговаривать по душам, так что выяснять отношения мы не пытались. Он не хотел, и я тоже не хотела. Просто продолжали жить вместе и делать все, что положено.
– Он всегда тебя любил, я уверена, – попыталась утешить Джин, хотя и сама не очень верила собственным словам. – Мужчины просто любят совершать глупости. Фред все время ведет себя, как последний идиот. Начал изменять еще до рождения детей, а ведь тогда я была молодой. Думал, ничего не узнаю.
– Почему ты от него не ушла? – Стефани повернулась и недоуменно посмотрела на подругу. Она все еще оставалась в состоянии шока, но разговор помогал удерживать связь с реальностью. Джин служила спасительным кругом, в который она вцепилась из последних сил.
– Тогда еще любила. Потребовалось несколько лет, чтобы избавиться от чувства, но я сумела, – ответила Джин с холодной улыбкой, и Стефани засмеялась. Джин ужасно отзывалась о Фреде, но почти всегда ее слова звучали смешно. И все же жить в такой ситуации было, наверное, очень трудно – еще труднее, чем самой Стефани после измены. По крайней мере, Билл больше не заводил романов… во всяком случае, она ничего не знала. Такие мысли кружились в голове на обратном пути из Тахо. Она была благодарна Джин за то, что та села за руль. Стефани не смогла бы вести машину: слишком ослабла и растерялась. Мир вокруг казался нереальным.
В город подруги приехали меньше чем через четыре часа. Джин остановилась перед гаражом Стефани на Клэй-стрит и вслед за ней вошла в дом. Чемоданы, лыжи и палки остались в машине. И лыжные ботинки Билла тоже. Спасатели сняли спортивную обувь, прежде чем отправить его в город на «Скорой помощи», и достали из шкафчика походные сапоги. Дрожащими непослушными руками Стефани надела их на ноги мужа.
Она остановилась в холле и растерянно взглянула на Джин, как будто не понимала, что делать дальше. Нет, понимала. Первым делом нужно позвонить детям. Прошла в кухню, села на высокий табурет рядом с телефоном и открыла записную книжку. Всегда знала номера наизусть, но сейчас не смогла вспомнить ни одного.
Первым делом позвонила в Рим, Шарлотте. В Италии было два часа ночи, и все же пришлось разбудить девочку, чтобы она смогла прилететь домой как можно скорее. Когда Стефани сказала то, что должна была сказать, на другом конце провода наступило долгое молчание, а потом раздался пронзительный крик – такой громкий, что Джин услышала с противоположного конца комнаты. Стефани говорила сквозь рыдания. Как жаль, что приходится сообщать ужасную новость по телефону, даже не имея возможности обнять дочку! Она велела сесть на первый же самолет, а билет купить по кредитной карте. Стефани установила достаточно высокий лимит, чтобы при необходимости Шарлотта могла в любой момент вернуться домой.
– Сообщи, каким рейсом прилетишь, – попросила она. Шарлотта была в семье младшим ребенком и потеряла отца слишком рано – в двадцать лет. Родители Стефани умерли, когда ей было уже за сорок, и даже тогда потеря казалась преждевременной. А в двадцать удар слишком жесток, тем более что Биллу исполнилось всего пятьдесят два года. Разве можно было представить, что это случится? Всегда казалось, что здоровье у мужа очень крепкое.
Когда разговор закончился, Шарлотта все еще отчаянно рыдала, да и сама Стефани заливалась слезами. Джин подала стакан воды.
– Как она? – спросила она встревоженно.
– Ужасно, – коротко ответила Стефани и набрала номер Майкла. Сын взял трубку с первого же гудка. В субботний вечер он остался дома и вместе с друзьями готовил ужин. В Атланте была половина девятого, молодые люди затеяли барбекю, и Стефани услышала музыку. Новость она сообщила прямо и в то же время осторожно, а в ответ услышала дрожащий голос:
– Как ты, мам? Держишься?
С минуту она не находила сил, чтобы произнести хотя бы слово, а потом спросила:
– Когда сможешь приехать домой? – Было слышно, как Майкл плачет и что-то сдавленно говорит тому, кто стоит рядом.
– Постараюсь успеть на ночной рейс, – ответил он, стараясь быть сильным и мужественным. – Девочкам ты уже сообщила?
– Пока только Шарлотте, чтобы она успела вылететь утром.
– Бедняжка, – сочувственно вздохнул Майкл. Но он и сам был бедняжкой. «Все они стали бедняжками, – подумала Стефани. – Билла трудно назвать идеальным отцом, но другого у детей не было. Слишком рано они его потеряли. Несмотря на все недостатки, на него можно было положиться. А теперь у них осталась только она». Мысль заставила вздрогнуть. Отныне все зависело исключительно от нее. Быть единственным родителем оказалось чудовищно страшно – куда хуже, чем во время их расставания, – и никакая компетентность помочь уже не могла.
– Сейчас позвоню Луизе, – печально сказала Стефани. – Тебе не обязательно прилетать сегодня же, можно завтра. Со мной все будет в порядке.
– Нет, хочу сегодня, – сквозь слезы возразил Майкл. В двадцать пять лет он внезапно остался единственным мужчиной в семье. – Скоро увидимся, мам. – Чтобы успеть на ночной рейс, нужно спешить.
Потом она позвонила в Нью-Йорк старшей дочери, Луизе. Та с трудом поняла, о чем речь.
– Что? – Луиза решила, что ослышалась; слова матери показались бессмысленными. Стефани повторила, и в этот раз дочка безудержно зарыдала. Прошло немало времени, прежде чем она смогла что-то произнести.
– Но как же так? Это невозможно. Он же такой молодой, мама!
– Знаю и тоже не могу понять. Но доктор из спасательной команды заверил, что случился сердечный приступ.
Они проговорили несколько минут, и Луиза пообещала прилететь первым же утренним рейсом. Стефани положила трубку и взглянула на Джин. Первое из ужасных дел закончено; теперь все дети знали о смерти отца. Стефани чувствовала себя так, словно ее сбил автобус. Джин подала чашку чая.
– Почему бы тебе не прилечь хотя бы ненадолго? Пока других срочных дел нет. Детям ты сообщила, а все остальные хлопоты подождут до завтра. Утром я приеду и помогу. – Она помолчала и осторожно спросила: – Может быть, лучше остаться у тебя на ночь?
Стефани на миг задумалась и покачала головой.
– Со мной ничего не случится, – ответила она печально. Сейчас не хотелось никого видеть; хотелось побыть одной и все обдумать. Так много всего случилось, что требовалось время, чтобы найти ответы на миллион вопросов. Пока реальность казалась бессмысленной; Стефани почти не сомневалась, что с минуты на минуту Билл войдет и скажет, что ее просто разыграли. Однако лицо подруги говорило об ином.
