Разведчики выскочили на грунтовую дорогу, по которой к передовой ехал конный обоз – везли продовольствие.
Пчелинцев сразу кинулся к ездовому:
– Привет, батя! Ты не видел бойца в такой же, как на мне, куртке? Винтовка на плече у него…
– Нам не попадался.
Уже удача. Немец или дорогу перешел, или по грунтовке в сторону фронта двинулся. Бойцы, обследовав землю по ту сторону дороги, развели руками – никаких следов! К фронту идет, сволочь!
Разведчики побежали по дороге. По прикидкам Пчелинцева, разрыв во времени уже заметно сократился, минут пять-десять всего был. И разведчики, хоть и передвигались быстро, не забывали поглядывать по сторонам и вперед.
Дорога плавно повернула, и разведчики увидели впереди, метрах в трехстах, бодро шагающего солдата в маскхалате с винтовкой на плече. Ну, теперь не уйдет! Но когда по дороге бежит полсотни солдат, шум они производят немалый, как стадо буйволов на тропе к водопою.
Дистанция уже начала сокращаться, как немец вдруг обернулся. Увидев преследователей, он мигом нырнул в лес.
Последнюю сотню метров разведчики шли медленно, выискивая след от сапог на пыльной дороге. Следов от повозок и сапог было множество, но этот должен был идти поперек дороги.
Наткнулись на следы подошв и сразу повернули вправо, куда нырнул немец. По следам, траве примятой, которая не успела распрямиться, и сломанным веточкам на кустарнике преследовали безошибочно. Но держались настороженно, в руках автоматы с взведенными затворами.
Выстрел ударил очень неожиданно и близко. Пуля содрала кору с дерева рядом с одним из разведчиков. Немец промахнулся – рука ли после бега дрогнула, или ветка дерева пулю отклонила, но разведчики мгновенно залегли. У немецких снайперов была дурная привычка использовать разрывные пули SS-20, наносящие обширные, кровоточащие раны.
Лейтенант ткнул пальцем в одного взводного и показал влево, другому взводному – вправо. Те правильно поняли приказ – в тылу зачастую общаются жестами.
Взводные стали обходить стрелка с обеих сторон, а один взвод открыл огонь. Разведчики знали, что немец замаскировался и уйти не успел и главное сейчас – не дать ему возможность даже головы поднять. Стреляли короткими очередями, так чтобы пули летели параллельно земле, да по очереди. То один разведчик давал короткую очередь и бросался вперед, то другой… укрывались за деревьями, памятуя, что перед ними снайпер.
Когда подобрались близко, лейтенант из-за дерева окликнул:
– Сдавайся! Оружие – в сторону, чтобы мы видели! Не выполнишь – закидаем гранатами!
Несколько минут было тихо, потом в кустах хлопнул выстрел, и причем не винтовочный, а пистолетный.
Разведчики стали подползать к стрелку. Один совсем осмелел, поднялся:
– Готов снайпер! Застрелился, сука!
Разведчики собрались вокруг трупа. И винтовка с оптическим прицелом тут. На спине снайпера – ранец из телячьей кожи, рядом с правой рукой лежит выпавший из нее пистолет.
– Обыщите!
У немца никаких документов при себе не оказалось. Впрочем, обыскивали для очистки совести. Ни советские, ни немецкие разведчики во время походов в чужой тыл документов при себе не имели. Но самоубийство среди немцев было редкостью, жизнью они дорожили.
Все объяснил эсэсовский мундир под маскировочной курткой – перед разведчиками лежал фанатик, идейный враг. Таких не призывают, они сами идут добровольцами.
– Оружие заберите, ранец.
Винтовку и пистолет забрал старшина Гладков, однако, подумав секунду, отдал пистолет Сергею:
– Владей!
Трофейные пистолеты были у каждого разведчика: в ближнем бою, в чужих траншеях – оружие удобное. По штату разведчику пистолет не положен, но их имели все, поскольку в этом была настоятельная необходимость.
Сергей снял с немца ремень, стянул кобуру и нацепил ее на свой ремень. «Парабеллум» или «Маузер-98» имел точный бой, отлично сидел в руке, был прикладист, однако боялся загрязнений. В этом отношении наши «ТТ», «наганы» да и немецкие «вальтеры» были надежнее.
Тело немецкого снайпера бросили в лесу. Зачем его нести в штаб, если есть целая рота свидетелей его гибели?
По возвращении Пчелинцев доложил полковнику об уничтожении снайпера.
– Я же просил живым взять! – полковник был зол.
– Эсэсман, сам застрелился.
Полковник остыл. Он понимал, как было трудно вычислить по следам и догнать снайпера. Такие бойцы, что с нашей, что с немецкой стороны, были профессионалами высокого класса.
– Ладно, собаке – собачья смерть. А где взвод охраны?
– Наверное, «особист» их уже до самой Москвы довел, цепью…
– Пошути мне! Скройся с глаз долой!
Можно подумать, лицезреть начальство – великая радость.
«Особист» с солдатами вернулся, когда штаб уже работал в своем обычном режиме. Узнав новость о снайпере, внешне никак на нее не отреагировал, но злость затаил.
Разведчики не любили «особиста». До него на этой должности был толковый мужик, но он погиб при бомбежке. Вот того уважали: уж если он брал кого-то в оборот, так за дело. А нынешний больше власть свою показывал, втихую пьянствовал да доносы от сослуживцев на товарищей собирал. Только в разведке друг на друга не стучали, и если бы узнал случайно кто, стукачок прожил бы до первого выхода на «нейтралку».
Следующей ночью за линию фронта ушла группа из второго взвода. Вернулась она на следующую ночь – разведчики притащили унтер-офицера взвода связи. Чин невеликий, но знал унтер много, не меньше иного генерала – ведь через взвод связи шли шифрованные переговоры корпуса. И на допросах в разведотделе унтер-офицер «пел» без остановки.
Ввиду ценности пленного его переправили в штаб армии – там и переводчик хороший был.
Через пару недель непосредственные участники захвата получили по медали «За отвагу». Медаль эту бойцы на фронте ценили, штабным такие не давали.
Старшина из второго взвода с дружками награду обмыл, как полагается, но в меру, и направился в банно-прачечный отряд, к зазнобе – наградой похвастать. Да, на свою беду, «особиста» встретив, честь ему не отдал. А тому разведчики – как заноза в пятой точке.
«Особист» взвился от негодования:
– Почему командиру, старшему по званию, честь не отдаете?
Старшина был на кураже и послал «особиста» куда подальше.
Разъяренный «особист» остановил проходящих пехотинцев и указал им на старшину:
– Арестовать!
Сопротивляться и усугублять этим свою вину разведчик не стал, сам снял пояс с кобурой и ножнами.
«Особист» занимал отдельную маленькую избу. В одной комнате было что-то вроде кабинета, в другой – стол. Для арестованных во дворе – крепкий сарай. Когда были арестованные, автоматчик из взвода охраны стоял на посту и караулил задержанного.
