— Ну… как что? Что это моя земля и мои эльфы… К чему ты клонишь?
— Объясню… — король вздохнул. — Когда ты говоришь: «моя земля», «мои эльфы» — ты имеешь в виду, ты служишь земле и народу, ты готов защищать эту землю и народ. Ты имеешь в виду, что принадлежишь этой земле и этому народу. Так?
— Конечно!
— Так вот, представь себе, что рыцарь, прежний хозяин в этом замке, говорил «моя земля» и «мои люди», он имел в виду вовсе не то, что он принадлежит им, а напротив — что земля и люди принадлежат ему!
Аллок сделал круглые глаза, он не понимал, шутит отец или говорит всерьез:
— Как это? Как это можно так…
— Вот поэтому я и беседую подолгу с епископом людей, — тихо промолвил Трельвеллин, — чтобы понять это и многое другое. Люди отдали нам часть урожая, отдали и кланялись при этом. Я пытаюсь понять, хорошо это или плохо. Ну а ты? Что привез ты? Что с этими новыми соседями в крепости?
— Теперь я уверен, с весной они нападут на нас.
Трельвеллин снова вздохнул.
— Что ж, мы готовы и к этому… Я надеялся, что у нас будет время, пока в Империи междоусобицы. Но раз ты говоришь, что весной быть войне… весной мы будем готовы.
— Мы должны быть всегда готовы к войне, отец, — твердо заявил принц. — Я думал по дороге, как бы сказать тебе об этом… Теперь знаю. Если люди уже считали эту землю своей, то захотят считать ее своей и впредь. Именно в том смысле, в каком ты сказал.
— Должно быть, ты прав, сын. Но мы тоже считаем эту землю своею — и по-своему.
* * *
Гравелин Серебро провел лэрда Каста по галереям и залам, скрывавшимся за бронзовой дверью. Дой-Лан-Анар, все еще прихрамывающий после болезни, бродил следом за провожатым, все просил показать, что за следующей дверью, что за новым поворотом, одышливо сопел, кряхтел, сгибаясь в чересчур низких для грузного горца проходах… Экскурсия привела лэрда в восторг — он просил поднять факел повыше, чтобы разглядеть игру огоньков на вкрапленных в своды кристаллах, он щупал тяжелой ладонью высеченные на стенах орнаменты, цокал языком, наблюдая за работой несложных шахтных механизмов…
Гравелин, несколько смущенный такой реакцией гостя, был вынужден пояснить, что они находятся в боковых, периферийных чертогах, а главные залы подгорного царства разграблены и уничтожены более двух с половиной веков назад дружинниками Фаларика Великого.
— И что же, — с ноткой недоверия в голосе осведомился Каст. — Там еще богаче было?
— Несравненно богаче! — заверил Гравелин. — Будто… ну, с чем бы сравнить… Будто королевские палаты по сравнению с деревенским домом, понимаешь? Это ведь не покои, это шахта, здесь медную руду добывали. Во дворце люди Фаларика похозяйничали так, что ныне и не сыскать, пожалуй, где были палаты Дравлина… Там и своды обрушены, и загажено было все…
Горец покачал головой.
— А говорят, наши кланы ведут свой род от дружинников Фаларика. Такую красоту, стало быть, порушили, ай-яй-яй…
— Мы не держим зла, — пояснил гном. — Из моих сородичей мало уцелело свидетелей тех давних событий, а твой род короткоживущий. Грешно было бы винить тебя и твоих земляков в деяниях предков, которых вы уже и не помните.
— Да я не то хотел сказать, — вздохнул Каст. — Я к тому, что такую красоту разорили, уничтожили, а сами в грязи живем. Нет бы, полезному научиться…
— Начать доброе дело никогда не поздно, — Гравелин улыбнулся. — Присылай своих молодых родичей, мы покажем им много интересного. Многому научим.
— Это спасибо тебе, это мы на совете обсудим, — согласно кивнул Лан-Анар. Вот и Перт, парнишка наш, все меня упрашивал — покажи да покажи гномье царство. Так-то мои Лан-Анары больше опасаются в пещеры лезть, а этого пришлю, пожалуй. Пусть поглядит, как оно выглядит, гномье-то житье. А что зла на мой род не держите — это хорошо. По-соседски это. Между соседями — мало ли что случается… Да, я вот еще что спросить хотел. Наш-то бывший господин, его светлость принц письмо прислал, требует подчиниться ему. Мы, понятное дело, откажем. Но если принц войско на нас нашлет, станете ли вместе с нами? Поможете?
— Поможем, — не задумываясь, подтвердил Серебро. — Мы же клятву давали! Теперь будем заодно. Мы вам пригодимся, и вы нам нужны. Без вашей помощи нам зимой туго придется. Помнишь, ты обещал с припасам нам помочь?
— И помогу, точно как обещал, мы ведь тоже клялись! Сколько надо, столько мяса и зерна пришлем.
— Вот и славно, лэрд.
— А скажи-ка, я вот слыхал, твой родич Грабедор на Фенаду войной пошел. Говорят, поклялся всех людей извести? А ты с нами миром поладить решил?
Гном помедлил… откашлялся, погладил бороду.
— Нет, всех людей Грабедору не извести, — наконец произнес гном. — Но бед твоему народу он принесет еще немало. Он задумал стать императором, как ваш, который в Ванетинии. Он хочет власти, большей, чем завещано ему отцом. А поэтому — Грабедор будет убивать. Он пошел на унижения, он выпросил подмогу у короля эльфов… Клянусь, он неохотно пошел на это! Когда-нибудь и Трельвеллин заплатит за каждое доброе слово, сказанное ему Королем-под-Горой. Империя… Служа строителю империи Фаларику, твои предки совершили немало зла и теперь, сам говоришь, живут в нищете.
— Ну, ты это…
— Я хотел сказать, живут скромнее, чем разоренные ими враги Империи, — поправился гном. — Ты ведь сожалеешь о содеянном ими зле? И Трельвеллин пожалеет о том, что помог новому строителю Империи… Я ушел от Короля-под-Горой, я не хочу жить в Империи. У меня есть родина — Малые горы. Встречались мне люди, гордящихся тем, что они живут под сенью имперских орлов, я встречал таких на поле брани… Они гордятся — но их неизменно смущает вид того, что было разрушено ради создания Империи, так же, как ты смутился сегодня. Жаль, что люди Империи редко задумываются о разрушенном… Во имя чего погибло королевство моего отца? Миражи, одни миражи… Мы не станем завоевывать соседних стран, мы не станем убивать во имя миражей. Но если кто-то, гном ли, человек ли, покусится на этот край — мы вместе встретим его. И убьем. Ты согласен, человек?
— Эх… Как красиво ты умеешь говорить, сосед… и как верно!
* * *
— Так вот, последний приказ, полученный мною от господина Каногора… Он велел, если придет известие о его гибели, тут же прикончить тебя, парень.
— Ты говорил, Дартих, ты об этом говорил. И, видит Гилфинг, я тебе благодарен…
— Погоди благодарить. Я хочу точно повторить, что сказал его светлость граф Эстаксткий. «Если в Мире не будет меня, к чему жить этому никчемному ублюдку?» — таковы были его последние слова, обращенные ко мне.
— И ты ослушался, выходит? — осторожно спросил невольник.
— Не совсем… — Дартих говорил медленно, похоже, он размышлял и произносил слова одновременно. — Думаю, я верно исполняю его приказ. Ты был никчемным ублюдком, это верно. И сохранять жизнь тому никчемному ублюдку в самом деле незачем. Что бы ты сделал, оставь я тебя во дворце? Валялся бы у брата в ногах? Вымаливал прощение? Рыдал бы? Нет, если из бессмысленного ублюдка я сделаю человека, то приказ моего господина будет исполнен наилучшим образом. Так я полагаю… Ну что, кончился дождь?
