– Настрогаем дощечек – клепки и сделаем кадушку, бочонок, – вполне серьезно предложил отец. – Для меда.
Славик знал, что отец и в самом деле взялся бы делать липовый бочонок, будь у него время и условия, а главное мед, который не в чем хранить.
– В нем и грибочки могли засолить, – продолжал мечтать отец. – Липовая древесина легкая, вязкая. И лыки хороши: толстые, крепкие. Жаль, лапти не умею плести. Хотя стоило бы попробовать Не боги горшки обжигают. Для наших условий отличные «комнатные» тапки получились бы ходить возле костра.
Они пошли к стоянке через бор на горе. Под ногами сухо потрескивала иглица и серые хрупкие лишайники. Серовато-лиловая сыроежка, плотно прижавшись покатой шляпкой ко мху, стояла в окружении кустиков брусничника. Славик с трудом добрался ножом до ее плотной толстой ножки. На срезе не оказалось ни одной дырочки.
Он показал сыроежку отцу.
– Что с ней одной делать?
– Отличный гриб. В Финляндии считается деликатесом. Скоро пойдут грибы… Первая вестница. Не выбрасывай. Отваривать ее не надо, поджаришь на палочке и – пальчики оближешь.
Славик не возражал. Теперь он внимательнее смотрел по сторонам.
Кучку перьев он сначала принял за большой растоптанный мухомор. Мелкие перышки, не попорченные еще дождем и солнцем, распушились на мху. Черные полоски пересекали нежно голубой фон. Обратная сторона перышек была однородно серой.
Подошел отец Постоял молча. Славик собирал самые красивые.
– Сойку ястреб ощипал, – сделал вывод отец.
– Думаешь?
– Больше некому, – отец посмотрел по сторонам. – Свежие совсем, помешали, наверное. Унес тушку. Ястребы ощипывают пойманных птиц. Сова съедает целиком.
Славик любовался перышком, покручивая его вокруг оси. Радужные солнечные зайчики бегали взад-вперед поперек голубых и черных полосок.
Они вышли на гребень горы как раз напротив их стоянки. Раньше они как-то не попадали на это место. Отсюда было видно озеро внизу, участок противоположного берега с лесом и полем. Лес закрывал горизонт, а за полем, за кустами, сливаясь в одну полоску, тянулись поля, перелески, возможно, ручьи, озера, деревни, – недоступный пешему человеку и потому таинственный мир.
Отец никак не мог оторваться от впечатляющего пейзажа. Славик смотрел, смотрел и уселся на бугорок, по привычке потянулся к ближайшей веточке.
– Ого, – сказал он, – тут ягод каких-то полно… – Он стал рассматривать маленький крепкий кустик, на ветках которого лепились красные блестящие ягоды, похожие немного на ягоды костяники. Только он хотел спросить у отца, съедобны ли они, но тот опередил, резко сказал:
– Не трогай! Это же волчье лыко. Страшно ядовитое растение.
– Я и не трогаю, – Славик машинально отдернул руку.
– Ядовито от корней до макушки, – отец присел на корточки поглядеть на красивый кустик. – Весной он тоже красив. Кругом голо, снег только стаял, а он стоит весь в розовом и благоухает…
– А если птицы, дрозды съедят? – встревожился Славик.
– Дрозду это вроде конфеток или таблеток. Он не дурак, плохую ягоду есть не станет.
Отец задумался.
– Пойдем дальше. Хочу тебе заодно еще одну ягоду показать.
Они пошли наискось по склону, немного в сторону от стоянки. Отец внимательно смотрел по сторонам.
– Вот, смотри, – он остановился перед пятачком земли, заросшим темно-зелеными листьями ландыша, согнулся и показал пальцем на изогнутый стебелек, на котором весной висели фарфорово-белые колокольчики цветков, а теперь внизу крепились две большие ягоды. Нижняя – побольше, величиной с вишню, светло-оранжевого цвета. У меньшей, недозревшей, еще оставалась по бокам тусклая зелень.
Славик потянулся сорвать стебелек.
– Зачем? – остановил его отец.
– Одну ягодку, – укоризненно сказал Славик. – Рассмотреть.
– Надеюсь, ты ее есть не собираешься?
– Нет, конечно.
– Почему? – не отставал отец.
Славик подумал.
– Подозрительная какая-то…
– Запомни раз и навсегда, что красивый и всем известный ландыш – ядовит. Не только ягоды есть нельзя, но и стебельком в зубах ковыряться.
– Папа, ты знаешь, почему-то совершенно не тянет к этим ягодам, хотя я, кажется. Раньше их никогда не видел.
– Ну и отлично, – подвел итог разговору отец. – Тогда пошли домой.
На стоянке Славику стало скучно. Отец сдирал с липок кору, очищал ее от грубого верхнего слоя, резал на полоски. Славик помог бы, но отец не звал его. Дядя Петя готовился к вечерней ловле.
Славик достал бинокль, оглядел озеро, заозерный лес, поле, заросли камыша. Ничего примечательного не обнаружил.
– Интересно, сколько метров озеро в ширину? – вдруг спросил он, ни к кому не обращаясь.
Дядя Петя затянул узел на леске и стал оценивающе смотреть на противоположный берег.
– Пожалуй, метров триста, – наконец сказал он.
– А ты измерь, – насмешливо проговорил отец, глядя на Славика.
– Что мне, плыть туда с веревкой, что ли? – возмутился Славик.
– Зачем? Ты же прошел начальный курс евклидовой геометрии. Разве вас не учили измерять расстояние до недоступной точки?.. – Отец многозначительно замолчал.
Славик задумался. Действительно, что-то похожее нарисовано в учебнике. Теоремы он знал хорошо, разве что доказательства забыл.
Он стал ходить по их дворику, посидел минутку у остывшего костра, зачем-то заглянул в шалаш, и везде его мысли сбивались, скакали с одного на другое. Вспоминались то учебники, то классная доска, то какие-то картинки с деревом. Вспоминалась математичка с большим треугольником в руке, рисующая фигуры на доске…
Славик вышел на берег, заточил палочку и нарисовал на влажном песке прямоугольный треугольник. И тут он сразу понял, как решить задачу. Помогло дерево с картинки. Ему нужно всего лишь знать высоту какого-нибудь предмета на том берегу. Телеграфный столб сгодился бы. Но за озером желтел овес на горке, да сбоку еловый лес стеной подступал к воде. Единственная березка с хорошо заметным стволом цеплялась за берег у самой воды.
Славик в бинокль долго разглядывал березку. Никак не мог хоть приблизительно определить ее высоту. Он сходил к отцу. Дал ему бинокль и попросил помочь.
Отец думал недолго.
– Судя по соседнему кустику можжевельника, по ее толщине, по веткам, она ориентировочно метров пять высотой.
Славик принял к сведению. Снова уселся возле узкой песчаной полоски у воды. Его первый чертеж уже расплылся, потерял четкие очертания. Он заново нарисовал треугольник, отделил его острый носик и стал думать.
Минут через десять он воткнул на берегу высокий прямой прут. Не поленился сходить за ним в орешник на склоне. В середине прута белел окоренный участок длиной ровно в метр. Пригодилась наконец-то рулетка.
