– Это мы знаем. Что еще?
– И палатки делают из гагачьего пуха, – вспомнил Славик. – У папанинцев на полюсе стояла такая.
– Да, полярники и альпинисты носят одежду на гагачьем пуху.
– Вы все о пухе говорите, а перо где применялось?
– Писали несколько веков гусиными перьями, – продолжил дядя Петя. – И лебедиными. А в северной тайге староверы еще в начале двадцатого века переписывали религиозные книги перьями глухариными. На этом поприще перо много поработало. Пушкин все свои тома птичьими перьями написал.
– Еще? – не отставал отец.
– Перышком вальдшнепа, которое у него одно такое на сгибе крыла, иконописцы и художники прорисовывали самые тонкие детали в своих картинах.
– Стрелы оперяли перьями, – сам вспомнил отец. – Интересно, какую птицу предпочитали «раздеть», чтобы сделать лучшую боевую стрелу? Небось, опять гусь страдал. Тут перо намного больше поработало, чем в чернильнице. Люди раньше научились стрелять, чем описывать свои подвиги.
– Рыболовы перо любят, – сразу заговорил дядя Петя. – Перьевые поплавки, наверное, самые популярные у большинства простых рыболовов. Японцы, на что уж мастера делать всякую синтетику, а и то до сих пор выпускают идеального качества поплавки из пера. Рыбаки не только на поплавки их используют. Маленькие перышки – незаменимый материал для изготовления искусственных мушек. Вот где простор для творчества. Какие только перышки не подбирают: голубенькие – сойки, пестренькие – рябчика, рыжие – петушиные.
– А мы почему на мушек не ловим? – заинтересовался Славик.
– Нам негде нахлыстом ловить. Искусственная мушка хороша в быстрой воде, где рыба бросается на цветной кусочек, не успев его обнюхать. Да и не всякую рыбу нахлыстом ловят. Тихоходную плотву да карасей не струе не найдешь. Там хариус любит держаться, голавль, жерех, – всем им нужно течение, свежая вода.
– А в нашей речке они водятся?
– Голавли могут быть. А о хариусах и жерехах и мечтать нечего Слишком медленная речка, слишком заросла травами.
– Отвлеклись, – вмешался отец. – Что еще из пера делали наши предки? Что делают современные мастера?
– Некоторые рыболовы умудрялись из пера или нескольких делать самую настоящую блесну и неплохо ловили на спиннинг тех же голавлей. Один знакомый мой хвастался и грозился показать такую, да так и не выполнил обещание.
– По-моему, главным образом перья раньше шли на украшение, – сказал отец. – Индейцы хоть одним пером да украшали шевелюру, а вожди целые сооружения из перьев носили на голове. Небось, все видели на картинках и в фильмах. Папуасы в Гвинее до сих пор на вес золота ценят украшения из перьев райской птицы. А взять Европу… Раньше у всевозможных рыцарей и их коней обязательно плюмажи из страусовых перьев. Потом они на дамские шляпки переместились. Дамы и сорочьими хвостами не брезговали. У сороки тоже перо красивое, зеленью отливает по черному. Мужики и до сих пор на тирольских охотничьих шапках перышки носят, правда, петушиные, а не тетеревиные. Тетеревов перевели всех на перья и мясо.
– И я перо на голове носить буду, – воодушевился Славик. – Как индеец.
– Лучше из его трубочки сделай пищик рябчиков манить, – посоветовал отец.
– Я не умею.
– Соорудить – дело не хитрое. Вот манить – тут я не специалист, – отец почесал затылок.
– О, вспомнил, – снова оживился дядя Петя. – Аксаков писал, что из спинки длинного гусиного пера вырезали полоску и делали поводок на леску при ловле щук. Щука со своими зубами не могла его перегрызть.
– И я знаю, где еще использовали перья, – гордо сказал Славик. – Ни за что не догадаетесь, – он хитро глядел на взрослых.
Отец молча развел руками, сдавался.
– Волан для бадминтона раньше делали из пробки, в которую втыкали перья, – торжественно сказал Славик.
– Точно, – обрадовался отец. – Молодец, кое-что знаешь.
Славик терпеть не мог, когда его хвалили в лицо. Он стал молча прикладывать перо к волосам.
– Отлично выглядишь, – весело подмигнул ему отец, – кольца в ноздре не хватает.
Славик не обиделся.
– Лучше скажи, из чего мне сделать налобную повязку, обруч, чтобы перо за него засунуть.
– Зачем он тебе? – ленивым голосом начал отец, знал, что ему придется делать украшение сыну. – Индейцы и ремесленники носили повязку, чтобы длинные волосы прижать. У индейцев каждое перо что-нибудь символизировало, паспортом служило хозяину. А тебе ни то ни другое не надо.
– Пусть носит, раз заслужил, – вступился дядя Петя. – Тоже отметка заслуг. Ничем это не хуже орденов из белого и желтого металла с камнями, которые с восторгом носят дяди посолиднее Славы.
Отец заулыбался и заговорил уже по-другому:
– Из чего сделать?.. Конечно, из бересты. Нет, жестковато получится. Нужно сплести… из липового мочала. Надо луба надрать, замочить…
– Так давай сделаем, – поторопил Славик отца и напрасно сделал. Тот снова начал придираться.
– Перед кем ты будешь красоваться? Твоих друзей – оболтусов дворовых здесь нет.
Дядя Петя снова вступился за Славика:
– А мы чем не свидетели доблести и красоты одного из наших… – он задумался ненадолго, – воинов, робинзонов, пионеров, следопытов, трапперов, бродяг, туристов, рыболовов…
Они все вместе начали прикидывать возможные названия для себя, но так и не нашли ничего лучшего, чем привычный робинзон.
Славик не успокоился до тех пор, пока они не пошли к примеченным отцом липам за лубом.
* * *
По дороге Славик спросил:
– Пап, а откуда дядя Петя знает рассказики?
– Сам сочиняет.
– Сам? – поразился Славик. – А зачем?
– Рассказывает перед сном своей дочке Лене.
Славик немного помолчал.
– А ты почему мне не рассказывал?
Отец усмехнулся.
– Ты и так хорошо засыпал. Набегаешься, брык – и спишь. Но это не главное. Я не умею сочинять. Нет у меня склонности к этому. Я тебе читал сказки и приключения… Ты разве не помнишь?..
– Помню, – вздохнул Славик. Он все понимал. Он сам не представлял, как это можно сочинить что-то связное.
Несколько некрупных взрослых деревьев росло на склоне среди орешника, а ниже в ложбинке густым частоколом вытянулись молодые липки.
Славик в который раз удивлялся мягкости липы. Он без труда срезал стволик в два пальца толщиной. Даже не твердую ольху такой толщины он срезал бы только после надламывания. Про дуб и говорить нечего – кромсал бы его долго.
Срез у липки был белый, шершавый, кора – толстая, с прожилками. По дороге назад от нечего делать он строгал липовую палочку и думал, что бы такое сделать из податливого материала.
